Огонь на поражение
Шрифт:
— Ну естественно. Полагаю, перед тем, как стать трупом, это джентльмен скончался. Это очевидно.
— А… От чего?
— Полагаю, острая сердечная недостаточность. — Глаза доктора проясняются, но ненадолго. Но он успевает еще раз внимательно оглядеть покойника. — Да.
Думаю, именно так. В клинике я считаюсь лучшим патологоанатомом.
— Так вы не доктор?
— Отчего же? Успокойтесь, красавица. Лечить его уже не от чего. От смерти не лечат.
— Вы говорите, сердечная недостаточность?
— Да… Острая.
— Прошу…
Кристина отрицательно мотает головой.
— Напрасно. Отменный коньяк. Пока моя старушка не видит.
— Похоже, она не видела ничего в течение этого полета…
— Берите больше, дитя мое: в течение всей нашей совместной жизни! В этом, если угодно, мудрость женщины: не замечать того, чего замечать не следует! Запомните и проживете с мужем до золотой свадьбы! Ручаюсь!
— Если его удар не хватит.
— На все Божья воля.
— Прошу вас, присядьте, уже посадка…
«Боинг» подкатывает к зданию аэропорта. В салон входят люди в белых халатах, представители инстанций быстро и ненавязчиво опрашивают пассажиров, летевших первым классом. Высадка проходит скоро и без осложнений.
Молодой человек из переднего ряда, по документам — генеральный представитель фирмы «Юнион трек» в России, господин Ирвин Ф. Стилберг, вышел одним из последних и направился к автостоянке. Его ждала «вольво».
— Ну что? — Анжела смотрит на подругу. Та вздыхает.
— Похоже, этот ковбой был прав. Доктор тоже определил: судя по всему, острая сердечная недостаточность. Я сказала, что этот господин, Майкл Фемминг, — у него был страх полетов.
— Ну да. У сердечников это обычное дело. Они вечно чего-то боятся: работу потерять, СПИДом заболеть, умереть во сне. Адреналин, что ли, лишний в крови, вот и боятся; я читала в каком-то журнале.
— Тогда у нас вся страна — сердечники.
— Налить? Тебе нужно…
— Давай.
Кристина выпила порцию двумя глотками, позвенела кусочком льда о стенки бокала.
— Анжелка…
— Да?
— А что теперь с часами-то делать?
— Хм…
— Понимаешь, я хотела сказать, но сначала вся эта суматоха с врачами, потом… Потом, я боялась, начнутся дурацкие вопросы: почему да отчего… И вообще… Он же мне их подарил…
— На память…
— Ну да. Получается, я последний человек, с которым он разговаривал…
Может, он просто знал, что умрет, — сердце болело, а он терпел… Налей-ка еще.
— Сердечная недостаточность не приключится?
— Не-а. Я девушка крепкая. Так что с часами делать будем?
— А ничего. Пусть полежат. Я вот тут подумала, Кристинка: если бы мой Серега нашел на дороге бумажник с десятью штуками и отнес его в отделение, как придурок… Что бы я с ним сделала?
— Значит, оставляем?
— А как же! Тут за каждый
— Ладно. Пополам?
— Не соблазняй. Это же твой профит. Хотя я ведь тоже подставляюсь…
Значит, три штуки из десяти — будет честно.
— Ну ладно. Но мне что-то все равно неспокойно…
— Это от нервов. Давай по маленькой — и смену сдавать.
Ирвин Ф. Стилберг подходит к «вольво». Дверь не заперта, он садится за руль, достает из-под сиденья ключи.
Его профиль — в прорези ночного оптического прицела. Щелчок, голова чуть дернулась и откинулась назад.
К машине подходит человек в длинном черном плаще, черной шляпе, темных очках. Открывает дверцу. Берет с пассажирского сиденья «дипломат» — единственный багаж, с которым прибыл господин Стилберг. Заваливает труп на бок, чтобы машина казалась пустой. Поднимает стекло. Захлопывает дверцу.
Из аэропорта в сторону Москвы мчится «БМВ». На огромной скорости. За рулем — человек в черной шляпе и темных очках. Даже если было бы светло, разглядеть его лицо нелегко. Трудно даже определить, мужчина это, женщина или подросток.
Глава 5
— Не спеши, — услышал Низами за спиной. Рука с зажигалкой застыла на месте.
Лоб, щеки, спина — все тело мгновенно покрылось липкой холодной испариной.
Низами узнал голос.
— Хлыст, отвяжи девочек и уведи отсюда. Пусть Лейла присмотрит за ними. То, что здесь будет, — не для их глаз.
Низами неловко повернулся на постели, встретился взглядом со стоявшим, прошептал посеревшими губами:
— Ахмед…
Хлыст — здоровенный мужчина, Иван Хлыстов, телохранитель Ахмеда и начальник его «тайного приказа» — перерезал шнур, каким были связаны девочки, глянул быстро на Низами — у того кожа на спине стала «гусиной», плечи и руки пробила судорога и смертельно захотелось помочиться. Острая, как ожог, боль пронзила спину.
— Гад!.. — Одна из девочек пантерой бросилась на «экс-эмира», сдирая острыми коготками полоски кожи со спины, Хлыст спокойно и заботливо подхватил девчонку под мышку, другую — могучей ладонью под живот, слов-но щенка или котенка, вынес обеих из комнаты и через мгновение вернулся.
— Хорош красавец, а? — хмыкнул Ахмед. Хлыст усмехнулся в ответ. Недобро усмехнулся. И — очень спокойно.
Низами потянулся за халатом. Там, в кармане — маленький никелированный браунинг.
Хлыст носком сапога опрокинул стул с халатом на пол.
— Это тебе больше не пригодится. Подошел, больно свел руки за спину, вытолкнул с кровати к дверям:
— Пошли!
В большой гостиной Низами, голого, усадили на массивный ореховый стул спиной к закрытому жалюзи окну, лицом к камину. Поленья горели ровно и мощно. В камине, чуть с краю, стояла жаровня, где накалялись металлические щипцы, штыри, клещи…