Огонь Прометея
Шрифт:
Он расковырял ножом корку снежного покрова, затем, добравшись до самой земли, стал откалывать от нее куски льда, образовавшиеся здесь, наверно, еще прошлой весной.
Когда льда набралось достаточно, он отнес его к раненому и высыпал весь лед на его открытую страшную рану. Это было все, что Глеб мог сделать в данных обстоятельствах, чтобы облегчить страдания крысида.
Вначале крысид страшно зарычал, но через несколько секунд, когда холод, аккумулированный в кусках льда, начал отключать его нервные окончания, попросту замораживая их, он затих.
Температура
— Тебе лучше? — спросил Танаев, но ответа не получил.
По крайней мере он сделал все, что мог. Смерть от холода — самая легкая.
Через какое-то время крысид шевельнулся:
— Боль уходит. Я думал, ты будешь пытать меня!
— Я никогда не делаю ничего подобного. Да и зачем? Ты сказал мне все, что знал, и оба мы понимаем, что ты скоро умрешь.
— Это так, человек. Но сказал я тебе не все. Не сказал самого главного. Мой хозяин боится тебя... Если ты доберешься до Валамского монастыря, его монахи сумеют открыть выход страшной силе, которую ты носишь в себе... Он назвал ее «Меч Прометея». Тебе что-нибудь говорят эти слова?
— Говорят. — Танаев ничего не добавил, лишь почувствовал, как волна тепла прошла по его телу. Значит, оружие невиданной силы все еще не покинуло его, как он того опасался. Надо лишь найти способ извлечь его наружу из темных ножен собственного сознания. И тогда, если ему это удастся, он не будет больше прятаться от своих врагов. Он сам пройдет сквозь врата, на встречу с теми, кому его родная планета показалась таким лакомым и доступным куском.
Он продолжал сидеть на корточках рядом с затихшим крысидом, рассматривая это страшное существо, вдыхая его отвратительный запах и думая о том, что если бы он оказался на его месте, помощи ему бы не дождаться. Но ведь они — не люди, в этом все дело. Человек может изменить своей природе, стать отпетый негодяем или даже палачом, но, в своей основной массе, люди все-таки остаются людьми. Им знакомо понятие милосердия, жалости к поверженному врагу, благородства...
И чем больше Глеб думал об этом, тем теплее становилось у него в груди. Неожиданно он понял, что ощущение этого тепла несколько необычно. Оно локализовалось на небольшом пятачке снега неподалеку от него.
Слегка повернувшись, он заметил, что это тепловое пятно движется по его телу, согласно с его движениями, словно луч фонаря, неподвижно лежащего на снегу.
Но это был не свет, что-то другое, что-то такое, что имело самое непосредственное отношение к силе, заключенной в Мече Прометея.
Осторожно поднявшись на ноги, чтобы не потерять идущий к нему из ближайшего сугроба невидимый луч, Танаев двинулся к его источнику. Он двигался медленно и осторожно, проверяя каждый свой шаг.
Не склонись он над умирающим крысидом, не помоги ему в последнюю минуту его жизни, Глеб ни за что бы не заметил этого слабенького луча.
Причины и следствия, поступки и их результат — все в этом
Наконец он достиг сугроба, из которого исходил тепловой луч, и, закрыв глаза, чтобы лучше сосредоточиться, стал осторожно разгребать снег.
Луч постепенно становился теплее, ощутимее, казалось, он обретал здесь свое физическое воплощение. Танаев чувствовал, как странная, упругая сила упирается ему в грудь, в самое сердце... На секунду остановился, подумал о том, что будет, если он ошибся? Если здесь находится некий смертоносный предмет, оставленный его врагами. Верная и безотказная ловушка для простачков...
И как только эти сомнения родились в его мозгу, луч исчез.
Проклиная себя за глупость и нерешительность, Глеб стал лихорадочно разгребать снег, не чувствуя боли в закоченевших пальцах. Обламывая ногти об острые, словно сделанные из железа, ледяные кристаллы.
Вскоре с настом было покончено, дальше пошел уже рыхлый снег, и копать стало намного легче.
Вот только луча он больше не чувствовал и копал наугад, выбрасывая из глубокой, образовавшейся в боку высокого сугроба норы пригоршни ледяного снега.
Он уже замерз настолько, что перестал чувствовать холод. Знал — это опасный признак, предшествующий полной отключке сознания, и все-таки продолжал копать, убыстряя движения и стараясь усиленной работой вернуть хоть немного тепла своему замерзшему телу.
Меховая куртка, которую он соорудил из содранной с убитых крысидов одежды, плохо держала тепло. Сквозь ее многочисленные прорехи беспрепятственно проникали порывы холодного ветра, и Танаев понимал, что если в ближайшие пару часов ему не удастся развести костер, то он не сделает это уже никогда.
Но он продолжал раскапывать сугроб и, погрузившись в его ледяное чрево почти полностью, вдруг понял, что здесь значительно теплее...
Ну конечно, так и должно быть. Плотная корка наружного снега хорошо держала форму сугроба, а толстый слой снега не позволял холоду проникнуть в нору, которую Глеб выкопал.
Недаром эскимосы, застигнутые пургой на охоте, вдали от стойбища, сооружали снежные хижины, в которых спокойно могли переждать любую непогоду.
Ему бы следовало вернуться к месту сражения и поискать какое-нибудь орудие, способное заменить лопату, чтобы ускорить работу. Но, побоявшись потерять этот сугроб, Танаев отказался от подобной мысли.
Неожиданно он поймал себя на том, что его движения замедлились. Его явно клонило в сон. И это было очень опасным признаком. Если он заснет внутри ледяного сугроба, не приняв дополнительных мер по сохранению тепла, ему отсюда не выбраться.
Но для любых разумных действий пришлось бы прервать поиски исчезнувшего теплового луча.
Он уже начал убеждать себя в том, что луч ему почудился, что ничего не было, он ищет пустышку, призрак. И если враги устроили ему эту ловушку, то они поступили мудро. Не понадобилось никаких хитроумных приспособлений. Достаточно поманить человека несбыточной надеждой — и он сам закопает себя в сугроб.