Огонь с небес

Афанасьев Александр

Связались. В британском посольстве их приняли крайне настороженно и сказали — нужно время для консультаций с Лондоном. В посольстве Священной Римской Империи, расположенном на Дворцовой, — приняли, после чего потрудились выставить усиленную вооруженную охрану. В североамериканском на Невском — приняли, но ничего не сказали. А в Киле на главной базе ВМФ Священной Римской Империи на Балтике боцманские дудки вовсю играли боевую тревогу.

— Этим занимаются.

— Плохо занимаются. У вас есть хоть одно заявление?

…

— Вас должны признать, понимаете? Хотя бы одна держава должна признать, только после этого вы становитесь полноправным участником международного права. Сейчас вы никто, мятежники

против законного правительства. Где журналисты?

— В другом здании. Ими занимаются.

— Очень плохо. Они должны увидеть вас, написать про вас. Вы раздали обращение к народам России?

— Конечно, раздали, — сказал второй офицер, — за кого вы нас принимаете?

За идиотов дубоголовых…

— А почему бы вам не выдать экземпляр и мне? Мы обсудим на экстренной сессии все, как положено?

— Да ради Бога…

Переворотчики хреновы. Вам жену на кровати валять — и то не доверишь.

Офицер отошел от окна, забарабанил по клавишам. Заработал принтер в углу.

Обращение к русскому народу? Идиоты. К народам России! Особенно к угнетенным! Обиженным! Оскорбленным! Растоптанным имперским сапогом!

Хотя вы и есть сапоги. Имперские…

— М… я бы изменил некоторые формулировки.

Латыпов махнул рукой.

— Стоянов, займись…

— Например, название сразу дискредитирует ваше дело. К народам России, равноправным! К русскому народу — вы как Черная сотня, право. Дальше. Много ли народа — заинтересуют династические склоки? Обвинения в некомпетентности. А вот требования Ответственного правительства — у всех на устах.

Подчиненный — поймал взгляд начальствующий. Тот устало кивнул.

Слабаки…

— Надо еще обращение иностранным правительствам. Лига Наций. К Государственной Думе… мы пошлем ответное.

— Надо обменяться офицерами связи, — предложил офицер у компьютера.

— Отличная идея, надо держать связь.

— Главное для вас — вести себя как власть, — наставлял профессор, — вы должны действовать и даже выглядеть уверенно.

Зазвонил телефон. Потом еще один. Профессор настороженно прервался.

Латыпов ответил.

— Что-то не так?

— Нет, продолжайте…

— Надо определить, что мы выступаем за мирное разрешение этой ситуации. Никакой крови. Никаких пострадавших. Только политические требования, оправданные моментом и поддержанные большей частью населения.

Профессор говорил и думал: какие все-таки идиоты. Они командуют боевыми частями… а сами полные идиоты. Правильно говорили — надо гражданского военного министра. Только он способен разобраться с бардаком.

— А экономическая программа у вас есть?

В коридоре застучали шаги.

Профессор вопреки своей воле посмотрел на окно, на приоткрытую фрамугу…

Открылась дверь. На пороге стоял полковник Преображенского полка, граф Шубов, в группе заговорщиков известный как Котов.

— Господа! — сказал он, тщательно контролируя голос, — корабли с Кронштадта прошли Скоростной диаметр и идут к устью Невы…

Господи…

— Нельзя… допустить кровопролития. Нельзя.

Латыпов махнул рукой.

— Стоянов… Поезжай с ним. Делегатом связи.

— Есть.

— Посмотри, что на набережных, заодно. Отзвони.

— Есть…

Они посмотрели друг на друга, как заговорщики — и поняли друг друга без слов. Им обоим надо было выбраться из этого здания. И они могли друг другу в этом помочь…

Двумя часами ранее

Санкт-Петербург, Северная столица Империи, гением Петра Великого был построен на болотах. Да… тогда были люди, не то, что сейчас — готовые сказать «здесь будет город», стоя на самом что ни на есть болоте, в захолустье Империи. Изначально Санкт-Петербург строился по оба берега рек Невки

и Невы, соединяющей мелководный Финский залив — с россыпями островов, главным среди которых был форт Кронштадт, — и Ладожское озеро, крупнейшее в Европе, настолько огромное, что его вполне можно было считать морем. Последнее имело стратегическое значение, в том числе потому, что в нем мог при необходимости укрыться флот и уничтожить его, равно как верфи, его производящие, — не было бы никакой возможности, для этого пришлось бы проводить комбинированную, сухопутно-морскую операцию, которых во времена оные еще не знали. Сама Нева всегда использовалась для судоходства, и вот почему в Петербурге все мосты были разводные. На ночь они разводились, чтобы корабли могли проследовать фарватером Невы. Сам по себе развод мостов постепенно превратился в одну из традиций, на него ночью приходят посмотреть туристы, сфотографироваться. До семидесятых, пока в зыбкой и нестабильной почве Петербурга русские инженеры не построили первый автомобильный тоннель, разведенные мосты предоставляли прекрасное оправдание для женатых ловеласов: где ты был всю ночь?! — ну, извини, дорогая, засиделись с друзьями в кабаке, развод мостов прозевали…

Мосты разводились лишь ночью — но сегодня эта традиция была нарушена.

Несколько человек, вооруженных автоматами, показались около здания Адмиралтейства примерно в десять часов утра сего дня, второго дня переворота. Автоматы, конечно, они держали в больших сумках, одеты были в цивильное и до поры особой агрессивности не проявляли. Центр Петербурга полностью находился под контролем мятежников — однако полностью блокировать его не получалось, да и приказа такого никто и никому не отдавал. Фокус был в том, что надо было провернуть все тихо. Очень тихо. Заговорщики понимали: до самого последнего момента, до самой последней возможности надо делать вид, что ничего не происходит. Иначе — соберется Дума и устроит шум… а Дума только и умеет, что шуметь и поднимать панику. Любая петербургская собака знала, что Дума — не более чем клапан для выпускания пара и прекрасная трибуна для произнесения громогласных речей. Что самое удивительное — и сами думцы, несмотря на свое, как они говорили, «незавидное» положение были с этим согласны — отсутствие прав уравнивается отсутствием и обязанностей. Зато Дума участвовала в формировании общественного мнения и без какой-либо ответственности за это. Однако отвечать за противозаконные действия, за переворот, тем более возглавить его — охотников там найдется немного…

Нет, Дума соберется на экстренное заседание только тогда, когда будет акт об отречении. Или что-то другое… у заговорщиков даже не было единого плана, группа представителей направилась к юридически еще малолетнему Павлу просить принять престол — но под условием и, по сути, незаконным путем, на что Павел мог и не согласиться. Если не согласится… бродили разные мысли, согласия не было. Вырывать отречение и у Павла — притом что Император, короновавшись, мог их и не помиловать, несмотря на то, что они преподнесли ему корону: надо понимать, бунтовщики, изменники и заговорщики не нужны никому, и неважно, на чьей стороне они выступают. Если вырвут — что дальше? Дальше — по списку наследования? Не факт, что вообще любой другой Император их помилует. Военная диктатура — с этим было связано немало проблем, нельзя в великой стране просто так взять и установить военную диктатуру, как в какой-нибудь захудалой банановой республике: люди не поймут, у людей здесь чувство собственного достоинства есть. Да и военному диктатору тоже мятежники не нужны. Провозглашать республику? Большей частью заговорщики были из высших слоев общества, при слове «республика» их начинало мутить. Да и все помнили — чай, школьный курс истории прослушали, — какой кровавой катастрофой закончилось свержение монархии и провозглашение республики во Франции. Два века — и страны, претендующей на мировое господство, просто не стало! А заговорщики не были самоубийцами, они хотели власти и славы, а не разрушения страны.