Огонь с небес
Шрифт:
Их старший смены, поручик Кузнец подошел почти неслышно, только на самом последнем шаге штабс-сержант понял, что за спиной кто-то есть.
— Что здесь происходит? — спросил Кузнец. Нашивка лейб-гвардии давала ему преимущество даже перед полковником или, по крайней мере, ставила его в равные условия.
— Мы выдвинулись, чтобы обеспечить периметр объекта, поручик. Приказ с кодом «Воздух» подписан товарищем министра.
— Что за чушь. Мы часть прямого подчинения министерства обороны, мы не имеем никакого отношения к МВД. Дайте мне приказ.
Полковник расстегнул сумку, полевую офицерскую сумку старого образца, достал вдвое сложенный лист бумаги и протянул его поручику. Поручик шагнул вперед, чтобы взять его — и в этот момент полковник тоже шагнул вперед, выпустил из пальцев лист бумаги, из неудобного положения захватил руку не успевшего
Сержант упал на землю, его рот был полон крови, поступающей из горла, он слышал выстрелы. Последним, что он слышал, лежа на земле, был рев мотора и треск, с каким головной бронетранспортер проломил шлагбаум. Потом «Егерь» переехал его колесами, и больше он ничего не чувствовал…
Бронетранспортер «Б10» был специально разработан для морской пехоты, и он был плавающим, способным высаживаться на необорудованный берег (загоризонтное десантное высадочное средство — правильное название) — на его восемь колес, по четыре на каждой стороне, можно было даже надевать специальные гусеницы для преодоления сложных участков и высадки на необорудованный береговой плацдарм. Он был грузнее, намного грузнее, чем обычный пехотный «БТР», потому что должен был обеспечивать плавучесть. Но жизнь распорядилась совсем по-другому, и эта машина, показав не очень хорошие результаты по сравнению со старым, гусеничным, высадочным средством, внезапно стала одним из самых востребованных объектов бронетехники за последнее время.
У этого бронетранспортера в отличие от пехотного была лучшая защита от мин, в том числе и мощных, потому что подходы к вражескому берегу часто бывают заминированы, причем морскими минами, которые мощнее даже противотанковых. Он был намного универсальней расплодившихся в последнее время машин, защищенных от мин, и бронированных грузовиков. У него был большой запас по мощности двигателя — и это позволило поставить дополнительное бронирование, держащее по фронту снаряд калибра 23 миллиметра в упор. Наконец, он был относительно дешев, потому что производился не частными, а казенными заводами — и поэтому его заказали огромной партией, на все силы, расквартированные на Востоке. Целых четыре казенных завода уже год работали над государственным заказом…
Шлагбаум, который перекрывал въезд на территорию поместья через главные ворота, был тоже необычным. Обычно шлагбаум представляет собой кое-как установленную систему с полосатой палкой, которая поднимается и опускается, с приемником дистанционных сигналов, который позволяет пропускать машины с электронными пропусками, и со сторожем рядом. Но этот шлагбаум был совсем другим.
Он был разработан для баз на Востоке, где не редкостью были попытки силового прорыва на территорию базы на заминированных грузовиках. Четыре вбитые в землю сваи — солидно так вбитые по обе стороны от ворот, в них — вварены шлагбаумные столбы с замками. Сам шлагбаум — четыре трубы, сваренные в нескольких местах поперечинами, трубы из легированной стали, и этот шлагбаум не поднимается — он отъезжает, и для этого в двух местах сделаны стойки и колесики, которые катятся по дороге. В активированном состоянии этот шлагбаум фиксируется в двух местах, на обеих вышках, и фиксируется так, что выбить эти ворота может лишь пошедший на разгон тяжелый грузовик. Что часто бывает невозможно из-за змейки, выложенной на дороге бетонными блоками и не дающей разогнаться, набрать достаточную скорость. Здесь этой змейки нет, но проложенная к дому дорога построена специально извилистой, с резкими, непросматриваемыми поворотами. Так что тоже не очень-то разгонишься.
Головной БТР рванул вперед —
29
Бронебойно-зажигательно-трассирующая пуля.
Подручные полковника и сам полковник под пулеметным огнем из бронированной сторожки успели уйти за прикрытие брони, получив на троих всего лишь одно легкое ранение. Второй бронетранспортер развернул башню и дал одну за другой две короткие очереди. Рассчитанная на долговременный обстрел из любого носимого оружия будка не выдержала — бронестекло провалилось внутрь, огонь прекратился…
Группа управления — полковник и двое его подручных — сноровисто погрузилась во второй бронетранспортер, а вместо них наружу выскочили двое, в пустынной униформе нового образца, с автоматами. В мгновение ока они оказались у стен поста номер два, замерли. Один достал гранату, второй приготовился.
— Бойся!
Вспышка — один за другим нападающие ворвались внутрь. Что-то искрило, в тесном пространстве караульного поста изрядно пахло дымом, пороховой гарью и бойней. Единственный его защитник — верней, то, что от него осталось после попадания двух пуль 14,5 — лежал у поста наблюдения, у бронестекла и бойницы, так и не выпустив из рук пулемет.
— Чисто!
Один из бойцов подскочил к пульту, ударил по красной кнопке, включавшей автономное аварийное питание поста, затем начал переключать нужные рычажки. С лязгом стальной частокол шипов спрятался под асфальтом, затем была обезврежена еще одна система безопасности.
— Пост два! Пост два, ответьте одиннадцатому! Пост два, немедленно выйти на связь и доложить, у вас движение в секторе!
— Есть!
Конечно, далеко не все системы безопасности поместья можно было отключить отсюда, от караульного поста. Но и те, которые можно было, включались аварийно через дежурку. Правда, пока разберутся, что к чему…
— Пост два…
Второй боевик хрястнул по голосящей рации прикладом ручного пулемета, и она поперхнулась на полуслове.
— Есть!
Второй выскочил обратно, замахал руками условный сигнал, засемафорил — чисто!
Второй бронетранспортер тяжело, как магистральный паровоз, тронулся с места, проходя внутрь периметра, за ним пошли и остальные. Эти двое — оставались здесь прикрывать тыл на время террористической акции.
Несколькими минутами ранее — на третьем, похожем на сплошную веранду с большим, заходящим даже на потолок, остеклением — готовилась ко сну женщина.
Ей было ровно тридцать лет — исполнилось несколько недель назад, и даже сейчас, после двух родов и тяжелой, полной необъяснимой ненависти жизни при Русском дворе, она вызывала вожделение у девяноста девяти из ста смотревших на нее мужчин. Даже здесь… она не могла выехать в Ташкент, потому что сын бухарского Эмира только увидев ее — поклялся, что она будет принадлежать ему. А она не хотела. Она вообще ничего не хотела — впервые за долгое время она начала по-настоящему понимать свою мать. Мать, которая ложилась с мужчинами в постель за деньги и тем самым… мстила им.