Огонь (сборник)
Шрифт:
– Хоть бы эта старая стерва согласилась!
– с тревогой шепчет мне на ухо Ламюз.
– Здесь отлично, а везде уже занято.
– Стола нет, - наконец говорит женщина.
– О столе не беспокойтесь!
– восклицает Барк.
– Да вот в углу стоит старая дверь. Она будет нам столом.
– Нет, вы мне тут все разбросаете и перевернете вверх дном! недоверчиво отвечает картонная женщина, явно жалея, что сразу же не прогнала нас.
– Право, не беспокойтесь! Да сейчас увидите сами!
Мы кладем старую дверь на две бочки. Карга недовольно смотрит.
– Немножко почистить ее, и все будет отлично, - говорю я.
– Да, мамаша, хорошенько провести метлой: это будет лучше всякой скатерти!
Она не знает, что ответить, и смотрит на нас с ненавистью.
– У меня только два табурета, а вас-то сколько?
– Около дюжины.
– Дюжина! Господи Иисусе!
– Ничего! Устроимся! Вот здесь есть доска; вот и скамья готова. Верно, Ламюз?
– Ну, ясное дело!
– отвечает Ламюз.
– Эта доска мне нужна, - заявляет женщина.
– У меня до вас стояли солдаты, они уже пробовали ее взять.
– Да мы ведь не жулики, - сдержанно замечает Ламюз, чтоб не рассердить женщину, от которой зависит все наше благополучие.
– Я о вас не говорю, но, знаете, солдаты портят все. Беда с этой войной!
– Значит, сколько это выйдет, за стол напрокат и за то, чтоб что-нибудь разогреть на плите?
– Двадцать су в день, - нехотя бурчит хозяйка, словно мы у нее вымогаем эту сумму.
– Дороговато!
– говорит Ламюз.
– Так платили другие, что стояли до вас. И какие были славные люди: давали нам свои харчи! Я знаю, что для солдат это нетрудно. Если, по-вашему, это дорого, я сейчас же найду других охотников на эту комнату, на этот стол и печь. Их будет меньше двенадцати. Ко мне все время ходят и заплатят подороже, если мы захотим. Подумайте, двенадцать человек!
– Я сказал: "Дороговато!" - но в конце концов ладно!
– спешит прибавить Ламюз.
– Как, ребята?
Он задал этот вопрос только для проформы. Мы соглашаемся.
– Выпить бы!
– говорит Ламюз.
– Продаете винцо?
– Нет, - отвечает баба.
И голосом, дрожащим от гнева, прибавляет:
– Вы понимаете, военные власти заставляют нас продавать вино не дороже пятнадцати су! Пятнадцать су! Веда с этой проклятой войной! На ней теряешь деньги! Подумайте: пятнадцать су! Вот я и не продаю вина. У меня, конечно, есть вино, но только для себя. Конечно, иногда, чтоб услужить, я уступаю его знакомым, людям толковым, но, вы сами понимаете, не по пятнадцати су!
Ламюз принадлежит к людям толковым. Он хватается за флягу, которая всегда висит у него на поясе.
– Дайте мне литр! Сколько будет стоить?
– Двадцать два су - я продаю по своей цене.
Барк теряет терпение и что-то ворчит про себя. Баба бросает на него злобный взгляд и делает вид, что хочет вернуть флягу Ламюзу.
Но Ламюз окрылен надеждой наконец выпить; он багровеет, как будто вино уже разлилось по его жилам; он спешит прибавить:
– Не беспокойтесь, мамаша, это останется между нами, мы вас не выдадим!
Она стоит неподвижно и возмущается установленными ценами. И вот, охваченный страстным желанием выпить, Ламюз окончательно сдается и унижается до того, что говорит:
– Ничего не поделаешь, мадам. Известно, народ военный! Что они смыслят!
Хозяйка ведет нас в погреб. Он уставлен тремя бочками внушительных размеров.
– Это и есть ваш запасец?
– Шельма старуха, - ворчит Барк.
Ведьма оборачивается и злобно восклицает:
– А вы бы небось хотели; чтоб мы разорились на этой проклятой войне! И так теряем деньги то на одном, то на другом!
– На чем?
– настаивает Барк.
– Сразу видно, что вам не приходится рисковать своими деньгами!
– Конечно, мы ведь рискуем только своей шкурой!
Мы вмешиваемся в разговор, опасаясь, как бы он не принял дурной оборот.
Вдруг кто-то дергает дверь погреба, и раздается мужской голос:
– Эй, Пальмира!
Хозяйка уходит, ковыляя, предусмотрительно оставив дверь открытой.
– Здорово! Тут славное винцо!
– говорит Ламюз.
– Вот гады!
– бормочет Барк; он никак не может успокоиться после подобного приема.
– Стыд и срам!
– говорит Мартро.
– Можно подумать, что ты это видишь в первый раз!
– А ты тоже хорош, кисляй!
– возмущается Барк.
– Старуха нас обворовывает, а ты ей сладким голосом говоришь: "Ничего не поделаешь, народ военный!" Совести у тебя нет!
– А что еще сказать? Значит, лучше затянуть пояс потуже? Не было бы ни жратвы, ни выпивки! Если б она потребовала с нас за вино по сорок су, все равно пришлось бы платить. Правда? Так вот, мы еще должны почитать себя счастливыми. Признаюсь, я уж боялся, что она не согласится.
– Известно, везде и всегда одна и та же история, а все-таки...
– Да, нечего сказать, мирные жители ловко обделывают свои делишки! Конечно, кое-кто из них разбогатеет. Не всем же рисковать своей шкурой!
– Эх, славный народ в восточных областях!
– Да и северяне тоже хороши!
– ...Они встречают нас с распростертыми объятиями!..
– Скорее, с протянутой рукой...
– Говорят тебе, - повторяет Мартро, - что это стыд и срамота.
– Заткнись! Вот опять эта стерва!