Огонь в его объятиях
Шрифт:
Это забавно, потому что одна из вещей, которая на самом деле довольно распространена в «После», — это средства для волос. Вы не думаете о том, что будет обычным явлением в апокалипсисе. Или, скорее, вы предполагаете, что повсюду будете находить дерьмо для выживания. Нет. Если нигде не валяется пистолет или швейцарский армейский нож, значит, кто-то их уже схватил. Вместо этого есть тонны средств для волос, лака для ногтей и прочих девчачьих штучек, на которые всем насрать, когда они пытаются выжить. Мне грустно на это смотреть, потому что я хотела бы, чтобы мы все еще были в том обществе, когда можно было носить блестящие заколки для волос и красить
Конечно, это пригодится прямо сейчас. Я беру расческу, резинки для волос и спрей для распутывания и подхожу к Зору.
— Как твоя спина? — спрашиваю я его, подходя, чтобы встать у него за спиной.
«Там туго, больно и зудит. Когда я смогу перейти в боевую форму?»
— Не скоро, — твердо говорю я ему, осматривая его раны. Кожа вокруг швов немного вздулась и покрылась струпьями, но выглядит лучше, чем было раньше. Хотя все равно выглядит довольно сыро. — Прости. Думаю, тебе придется немного побыть со мной по-человечески.
«Я устал от того, что меня заставляют быть в моей двуногой форме». — Его мысли капризны.
Я не могу удержаться от улыбки.
— Будь благодарен, что ты достаточно жив, чтобы устать от этого. Нам повезло, тебе и мне. Я не была до конца уверена, что мы выберемся из гнезда Азара целыми и невредимыми.
«Я бы не позволил им причинить тебе вред».
В его мыслях такая уверенность, такая забота о защите, что у меня перехватывает горло. Нет, я думаю, он бы не позволил. Нет, если он готов оборвать свои крылья и почти уничтожить себя, только чтобы защитить меня. После этого я еще немного смягчаюсь по отношению к нему.
— У меня никогда не было возможности сказать тебе спасибо, — бормочу я, хватая в пригоршню его густые волосы и начиная распылять на них средство для распутывания. — И я действительно должна это сделать. Спасибо тебе, Зор, за то, что спас меня.
«Не благодари меня. Ты моя пара. Без тебя я — ничто. Ты единственная, кто укрепляет мой разум и не дает мне снова впасть в безумие. — Он тянется за спину и гладит мою икру, как будто ему нужно прикоснуться ко мне. — Мы вместе».
— Думаю, так оно и есть, — шепчу я. Для меня это все еще чуждая концепция. Я так долго была одиночкой, что это моя настройка по умолчанию. Я не знаю, как быть в команде. Я еще несколько раз сбрызгиваю его волосы, а затем начинаю осторожно расчесывать его локоны.
Драконьи волосы не совсем похожи на мои. Они очень жесткие, почти щетинистые, и по спутанным прядям ясно, что он не расчесывал их очень-очень давно — а может быть, и вообще никогда. Я изо всех сил стараюсь не тянуть и терпеливо прорабатываю каждый узелок, насколько это возможно, потому что каждый участок, который я заканчиваю, получается волнистым, глянцевым, поблескивающим и таким, таким золотистым. Я
«Мне больше нравятся твои волосы, — говорит он мне, и в его мыслях сквозит сонное удовольствие. — Они очень мягкие и пахнут тобой».
— Они густые и пушистые, — признаю я. — Это, пожалуй, все, что у меня есть. Я унаследовала волосы своего папы, а не мамы. Ее волосы были очень шелковистыми и светло-каштановыми. Папа был пуэрториканцем в семье. Мама была просто белой.
«Они… другие?»
Я усмехаюсь.
— Совсем немного. Не настолько, чтобы поднимать из-за этого шум. Папа был темнее мамы. Говорил как по-испански, так и по-английски. Мама шутила, что он намного умнее ее из-за того, что говорит на двух языках. К сожалению, мы никогда не улавливали больше нескольких высказываний. Я бы хотела, чтобы я тоже знала эти языки. — Я с тоской думаю о своих родителях, о моем смеющемся, улыбающемся отце с его густыми кудрями и моей застенчивой, тихой матери. — Они погибли в Разломе.
«Но твой брат, он выжил?»
Я фыркаю.
— К сожалению, да. В то время я была всего лишь ребенком, поэтому я была благодарна, что у меня был Бойд. Но через некоторое время… Что ж. — Я пожимаю плечами. — У моего папы была поговорка, что Бойд был como las tetas del toro. Это значит, что он был как титьки на быке.
«Я… не понимаю».
— Значит, он был бесполезен, — говорю я, улыбаясь при этой мысли. — Он не ошибся. Бойд был большим поклонником легкого выхода, даже если для этого приходилось переступать через людей.
«Я рад, что он мертв. — Его мысли раздражены из-за меня. — Ты рассказала мне о нем не так уж много хорошего».
Причесывая его, я стараюсь думать о Бойде только хорошее.
— Когда мой брат хотел, он мог быть действительно обаятельным и веселым. Я просто думаю, что он не знал, когда нужно подвести черту и не использовать людей. — Я вздыхаю. — Но я помню, когда мы были детьми, он был хорошим старшим братом. Я думаю, что «После» просто подействовало на него, как и на всех остальных. Никто больше не такой, каким был раньше. Даже ты.
«Это правда. — Он становится задумчивым. — Какой ты была раньше?»
Я на мгновение задумываюсь, и мысли приходят старые, приятные.
— Очень девчачьей. Я очень любила принцесс, розовое, лошадей и делать прически. О, как же я хотела иметь собственную лошадь. Не просто лошадь, а единорога. — Я качаю головой при этой мысли. — Я ненавидела насекомых, любила красивые платья и хотела стать танцовщицей, когда вырасту.
«А теперь?»
— А теперь я ем жуков, когда достаточно голодна, бреюсь налысо, когда мои волосы слишком грязные, и я смеюсь над тем, какой защищенной была та старая я. — Я не могу решить, печалит меня моя прежняя жизнь или злит. — Я намного выносливее. Мне приходилось бороться за все, и я жила сама по себе долгое, очень долгое время. Джек научил меня, как позаботиться о себе.
«Ты уже думала о Джеке раньше. Кем он был? — в мыслях Зора есть странная собственническая нотка. — Не пара?»