Огонь в твоих глазах. Трилогия
Шрифт:
– Ануша, Микор мне друг. Не больше. Вот вернёмся, самолично намну бока Егорше, да и Федуньке заодно, чтоб языки зазря не распускали! – Кира с усилием заставила себя разжать кулаки и расслабиться. – Пасита на меня случайно в лесу наткнулся. Поцеловал, как водится, да больше для смеха. На том и отпустил, – выдала она смягчённую версию. – А Егорша твой с Федулом дружит. Они оба меня недолюбливают.
– А за что не любят? – Оживилась Ануша.
– Я их как-то побила. Гордость в них говорит мужская, и уязвлённое самолюбие, – ввернула умные слова, сказанные отцом по тому случаю.
Ануша
– А как же ты их побить смогла? Они же парни. Да ещё такие здоровые!
– Меня же Защитник драться учил. Я хорошо умею, – Кира улыбнулась.
– Покажешь? – Глаза девчушки загорелись азартом, она вперила взгляд на последний воз, как раз взобравшийся на вершину холма. Там ехал Федул со своим отцом.
– Обязательно! – Охотница потрепала девочку по каштановым с рыжинкой волосам и тоже посмотрела в хвост обоза: – Как только момент подходящий выдастся…
До Птичьего Терема доехать можно было меньше чем за день, но это, если верхами. Обоз же шёл не спеша, жалея лошадей. А посему выходили загодя, планируя ночёвку, ведь ещё день потом торговать.
Одолев две третьи пути, остановились в перелеске. Как водится, выстроили возы кругом. Разожгли костры, занялись обустройством и ужином. Всего на ярмарку отправилось семнадцать человек, не считая четверых подростков.
Ближе к вечеру, когда приблизились к болотам, небо затянуло, пошёл дождь, чему уставшие от жары люди и лошади только обрадовались. Но тот скоро закончился. Прохлады толком не принёс, а вот комарья нагнал тьму-тьмущую. У огня было жарко, зато не докучали кровопийцы – то дядька Аккарий кинул в пламя припасённых еловых шишек. Знахарка Матрёна раздала желающим отвар полыни, чтобы намазаться. Кира же никогда не страдала от насекомых. Те то ли не могли прокусить её одежду, то ли причина крылась в чем-то ином: «А, может, кровь у меня попросту невкусная?»
Когда с делами было покончено, утомлённые дорогой путники расселись вокруг огня, принялись ужинать, да судачить. Кира, прихватив кружку кваса, отошла в сторону и расположилась чуть поодаль. Не хотелось ни с кем разговаривать: «Ну как вопросы задавать начнут не хуже Ануши? Вон какие взгляды бросает Федунька, когда думает, что я не вижу. Небось наплёл уже больше, чем у Лютобора товара в возу припасено».
Заговорил дядька Майрат, темноволосый, с плоским носом и чуть раскосыми, вечно прищуренными глазами, отчего казалось, что он смотрит на собеседников с затаённой хитринкой:
– Слыхал я, на дороге разбойники объявились, сартог их в печень. Озорничают!
Его пра-прабабка была, как ни странно, из степняков, наверное, поэтому природное чувство юмора не позволяло и слова вымолвить, не помянув при этом своих предков.
– Да неужто? – Всплеснула руками Матрёна, самолично отправившаяся в город прикупить редких заморских ингредиентов для мазей и снадобий. Не отважилась послать преемницу.
– Да что нам сделают-то? Они только и воины супротив одиноких путников. А нас же вона – целый обоз, – махнул рукой Аккарий, но глазами тут же нашёл Анушу, убеждаясь, что дочка поблизости.
– Пускай только явятся! – Хорохорился Лютобор.
– Мы им покажем, как на добрых
Парням не терпелось удалью похвалиться.
– Ну так давай, показывай скорее!
С разных сторон из темноты раздался дружный хохот.
Деревенские подскочили от неожиданности. Разбаловались, отвыкли мечи под рукой держать. Кто-то бросился за своим к телеге, кто-то схватился за нож – он-то завсегда поблизости, а кто ухватил дубинку посуковатей, ежели таковая оказалась на глазах.
– А выдь на свет, коли не боишься! – Ответил дядька Аккарий по праву обозного.
– А что мне с того-то? Аль трусом окрестишь?
– Да ты, никак, тать, коли в темноте прячешься?
– А я и есть – тать.
– Тать, не тать, а добро надо бы отдать, – присоединился второй голос.
«Больно писклявый, будто гигантский комар разговаривает», – от этой мысли у Киры вырвался нервный смешок.
Не заставил себя ждать и хохот, снова донёсшийся с разных сторон, будто разбойники перемещались, и не можно было толком разобрать, сколько всего их скрывается за границей из возов.
Неожиданно в плечо Горибору ударила стрела. Тот охнул, шагнув назад. Недоумевая, посмотрел на торчащее из тела оперенье.
– Со света! – Заорал Аккарий. – Мы ж как на ладони! – Принялся отталкивать мешкающих в тень. К нему присоединился Лютобор. Остальные, наконец, встрепенувшись, бросились в укрытие.
– А ну добро выгружай пока не подожгли всё к сартогам! – снова прогремел тот же самый голос, хрипловатый и наглый. Уверенный.
В борт телеги тут же воткнулась горящая стрела, подтверждая серьёзность намерений. Знахарка Матрёна, схоронившаяся поблизости, быстро нашлась. Подскочила и выплеснула из кружки травяной отвар, гася огонь.
Кира, как и остальные, поначалу растерялась. Юркнула под воз, когда ранили Горибора. Схоронилась за колесом, всматриваясь в промежутки между деревьями и сетуя, что лук и колчан со стрелами остался рядом с тюком пушнины. «Ни зги», – разочарованно подумала она. Нападавших было не разглядеть, глаза, привыкшие к свету костра, ничего не видели в темноте. Выбравшись из-под телеги внутри круга, охотница, пригибаясь, двинулась вдоль возов.
Тем временем незатейливая перепалка продолжалась. Разбойники увещевали немедленно отдать им все ценное, а деревенские непреклонно отвечали отказом. Нападавшие грозили: «Тогда, мол, сами возьмём». Обе стороны ругались и острословили, кто во что горазд. Свои – раззадоривая кровь, пришлые – пытаясь застращать.
У воза, принадлежащего Аккарию, Кира тихонько поднялась на ноги. Скрываясь в тени, медленно подтянулась и осторожно перевалилась через борт. Лёжа на дне, затаилась на миг, выжидая, не приметили ли? Закрыла глаза, привыкая к темноте.
Лютобор выкрикнул очередную колкость, и в ответ прилетело сразу несколько стрел – видать, задел за живое. Перепалка возобновилась с пущим азартом. Кира тихонько села, повернувшись к костру спиной: «Теперь можно и взглянуть, кто к нам пожаловал». Осторожно приподнявшись над бортом, без труда смогла различить силуэты деревьев, причудливую вязь ветвей, тёмные пятна кустов. Попробовала было слезть с телеги, но кто-то глазастый заметил движение.