Огонь
Шрифт:
– Куда запрятали моего Ли-цю?!
– Пощадите! Скажу, дядюшка! Скажу!
– Куда?
– Утром отправили в поселок.
– Пропал сын! – Слезы ручьем хлынули из глаз старика.
– Пощадите… – вопили солдаты.
В это время через задние ворота во двор вломился Ли Хань-цзы. По-охотничьи зорко оглядевшись вокруг, он отыскал в толпе Лая и быстро спросил:
– Помещика нашли?
Нет еще!
– Негодяй! Наверно,
Толпа снова забурлила.
– Эй, гляньте-ка! Кто это?
Дядюшка Горбатый Нос одной рукой тащил мужчину, другой – женщину. Заливаясь смехом, он толкнул обоих к толпе.
– А-а! Оказывается, мерзавец Ван Ди-синь еще не подох?
Ли Дань-сань пнул его ногой.
– Ой! Смилуйтесь!..
– А-а! Это ты, ведьма! Убить ее! На, получай!
– Кому нужна эта грязная потаскуха!
Кто-то залепил Хуа крепкую оплеуху.
– Тащите их сюда! Свяжем вместе с солдатами!
Поиски возобновились. Неожиданно из дома выбежала госпожа с четками в руках.
– Господи помилуй! Господи помилуй! – бормотала она.
– Прикончить эту дохлятину!
Но никто не тронул старуху. Все искали помещика: не хотелось покидать усадьбу, не расправившись с ее хозяином.
– Погодите! Спрошу-ка у нее! – улыбаясь, проговорил Горбатый Нос – Говори, красавица, где твой хозяин?! Скажешь – отпустим!
– Папаша, я все скажу, только спаси меня и его! – Хуа показала рукой на Ван Ди-синя, распростертого на земле.
– Ну что ж! Отпустим вас, голубков нежных!
Все вокруг засмеялись. Женщине стало не по себе. Только было она собралась заговорить, как неожиданно подоспела госпожа и набросилась на служанку:
– Попробуй скажи! Тварь бесстыжая! Разрушила мою семью, спуталась с мужем, а теперь хочешь его загубить!
Помещица вцепилась в Хуа, в кровь исцарапала ей лицо; их с трудом растащили.
– Дядюшка Горбатый Нос, спаси меня!
– Сначала скажи!
– Он… они вместе с Гао… в шкафу!
– Добро!
Неистово крича, люди устремились к шкафу. Оттуда донесся испуганный шепот. Лай распахнул дверцы – помещик и Гао сидели на корточках, как две покрытые пылью статуэтки буддийских монахов, и дрожали от страха.
– А, вот вы, оказывается, где!
Ли Хань-цзы вытащил обоих и отвесил им пощечины. Глаза Цао метали молнии; словно голодный тигр, набросился он на Гао.
– Сукин ты сын!
Гао не проронил ни звука, зато помещик визжал, как боров под ножом.
Люди обрушились на него с руганью и побоями.
– Во время сева брал за зерно по одиннадцать юаней!
– А за бобы – шесть юаней и восемь фэней!
– Мою младшую сестру загубил!
– Моего Ли-цю!
Люди продолжали избивать помещика, но тут вмешался Лай.
– Эй, братья! Уже поздно! Вот-вот могут нагрянуть солдаты! А мы еще должны побывать у помещика Ли. Не стоит топтаться на одном месте!
– Ладно! Пойдем в Чжанцзяча!
– Ведите этих негодяев за село да кончайте с ними, пока не убежали!
– Тащи их!
Одного за другим вывели всех, кроме госпожи, в поле. Хуа причитала:
– Дядюшка Горбатый Нос! Ты же обещал спасти меня! Что же не заступишься? Спасите, спасите!..
С помещиком и его верными слугами быстро расправились. Затем нагрузили телеги хлебом, раненых и погибших положили на плетеные носилки.
– В Чжанцзяча! Рассчитаемся с мерзавцами-помещиками!
Мужчины, женщины, старики и дети толпой устремились в Чжанцзяча.
6
С наступлением ночи начальник штаба Лян, вытребовав из уезда батальон солдат, поспешил в Цаоцзялун. В деревне царила мертвая тишина.
Лазутчики донесли, что мятежники установили связь с крестьянами в горах Сюэфэнь. На сто с лишним ли вокруг, в деревнях Чэньцзымин, Чжанцзяча, Яньпинсы не осталось ни души – все ушли в горы.
Начальник штаба был вне себя от злости. Погибла сотня солдат, потеряно оружие, опустошена вся округа. Сам он наверняка лишился чашки риса. Лян гневно смотрел на эту мятежную долину, и в душе его поднималась ярость. Окинув взглядом своих солдат, он подумал: «Слишком поздно, оружие не поможет». И тогда, движимый чувством мести, отдал приказ:
– Разойдитесь! Сжечь все дома и постройки! Им некуда будет вернуться!
Вскоре красное зарево окрасило небо. Поселок Цаонцзялун, до этого безмолвный, стал оживать: потрескивая, огонь бушевал все сильнее.
1933