Огонь
Шрифт:
Ругать себя за то, что раньше не догадалась о контактах Оливии с демонами, Линнея перестала. Но продолжала думать, могла ли она чем-то ей помочь. Если бы она была к ней внимательнее, принимала ее всерьез, возможно, и не случилось бы того, что случилось.
Из дверей выходит Бьёрн Валин. Он тащит пирамиду из деревянных стульев.
— Привет, — говорит Линнея.
Он удивленно смотрит на нее. Ставит стулья возле контейнера и распрямляет спину.
— Здравствуй, Линнея, — говорит он.
Она
— Видишь, я все еще трезвый, — говорит Бьёрн.
Линнея испытующе смотрит на него. И даже не пытается этого скрыть. У нее есть все основания ему не доверять.
— Хорошо, — говорит она.
Он кивает. Оглядывает ее простое черное платье, выглядывающее из-под легкой куртки, черные плотные колготки.
— Ты пойдешь на похороны этой девушки? — спрашивает он.
— Да.
— Вы дружили?
— Типа того, — отвечает Линнея и после секундной паузы добавляет: — Да, дружили.
— Прими мои соболезнования, — говорит Бьёрн. — Ужасная история.
Линнея кивает. Интересно, что отец думает сегодня о «ПЭ»? Слышал ли он сплетни о том, что Линнея пыталась очернить Эрика и Робина? И как к этому относится? Верит или нет?
Она смотрит на него. Нет ничего проще, чем взять и прочитать его мысли. Но она не хочет этого делать. Может, потому, что не хочет их знать. А может, потому, что не хочет торопить события. Если их отношениям суждено возобновиться, пусть это произойдет в свое время.
— Что ты теперь будешь делать? — спрашивает она.
На самом деле она спрашивает, начнет ли он опять пить, и знает точно: отец понимает, что она имеет в виду.
— Я получил работу на лесопилке. Через одного товарища из «ПЭ». Начну после Пасхи. А потом — не знаю.
Он серьезно смотрит на дочь.
— Я не начну пить. Но слова ничего не значат, я должен доказывать тебе это делом, изо дня в день. Когда-нибудь ты поверишь, и тогда мы сможем поговорить обо всем, что случилось. Звони или заходи, когда захочешь. Я хочу опять быть твоим отцом, но не имею права настаивать на этом.
Линнею переполняют чувства, она не может произнести ни слова. Слова отца рождают надежду, но Линнея так боится новых разочарований.
— Мы должны вывезти мебель, — говорит Бьёрн. — Хочешь доехать со мной до церкви?
— Нет, — торопливо отвечает Линнея. — Я пешком.
— Ладно, — соглашается отец. — Береги себя.
Линнея кивает, пытается улыбнуться. И быстро уходит. Она успевает пробежать целый квартал, прежде чем из глаз начинают ручьем литься слезы.
Анна-Карин сидит на стуле у кровати дедушки, стараясь не помять юбку. Она надела мамин черный
Дедушка откладывает в сторону кроссворд и смотрит на Анну-Карин поверх очков.
— Кто-то умер? — обеспокоенно спрашивает он.
— Да, сегодня похороны моей подруги.
Анна-Карин уже рассказывала дедушке про Иду, но он, видимо, забыл.
— Как себя чувствуешь, дедушка?
Он помахивает сухой рукой и говорит что-то по-фински.
— Ничего нового, — продолжает он по-шведски. — Лучше расскажи про себя.
Анна-Карин снова начала ходить в лес. Внутренний голос зовет ее туда. Вместе с лисом они блуждают по тропинкам в поисках чего-то неизвестного.
Но этого она дедушке не рассказывает, а говорит о том, как в лес приходит весна. Дедушка улыбается.
— Как Мия? — спрашивает он. — Что-то она ко мне давно не приходит.
Сердце у Анны-Карин сжалось. Ей совсем не хотелось говорить о матери.
— У нее все как обычно, — сказала Анна-Карин. — Мама не меняется.
— Ты веришь, что она может измениться?
— Не знаю. Верю, когда ее не вижу. Когда хожу по лесу, думаю, что надо было бы взять ее с собой. Показать, сколько в мире красоты. Потом возвращаюсь домой, а она там сидит. И я понимаю, что ее даже звать куда-то бессмысленно, — говорит Анна-Карин. — А ты веришь, что она может измениться?
— Не знаю, — отвечает дедушка. — Она сама должна этого захотеть. И попросить помощи.
Анна-Карин кивает.
— А вот решишься ли ты когда-нибудь на это? — говорит дедушка.
Сняв очки, он внимательно смотрит на внучку.
— Ты о чем?
— Решишься ли ты попросить помощи.
— У меня есть ты, дедушка.
— Пока да. Но этого мало. И даже если ты не в состоянии помочь матери, ты можешь помочь самой себе. Не нужно тащить груз в одиночку.
— Ты имеешь в виду, что мне нужно с кем-то поговорить?
Дед кивает:
— Я люблю Мию. И все время думаю, что я сделал не так, в чем перед ней виноват. Но ты не имеешь права стать такой, как она, Анна-Карин. Ты не такая. И ты не должна чувствовать себя ответственной за мамино спасение.
Внезапно Анна-Карин понимает, что всю свою жизнь думает точно как мама. Что она такая уродилась. Что боль — ее удел, от которого никуда не деться.
Но, может, это вовсе не так?
Анна-Карин смотрит на дедушку.
— Попрощайся, пока не поздно, — сказала ей Мона. — Время еще есть. Используй его.
— Я люблю тебя, дедушка, — говорит она.
— И я тебя, девочка моя.
Анна-Карин встает со стула:
— Мне надо идти. Завтра я опять к тебе приду.