Огородник и его кот
Шрифт:
– Чего ты хрюкаешь, как свинья полосатая? Чего ты колыхаешься? Не колыхайся.
И он, вроде, успокоился. Ну, немного подхрюкивал еще, распирало его изнутри, наверное. Зато извинился.
– …Огородник, зачем ты к нам-то… сюда… Почему?
– О! Это вопрос вопросов. Ты в Миррор-сити был?
– Э-э-э-э…
– Понял. Тут его называют просто «Город».
– В Городе я был, понятно. А кто там не был?
– Ты знаешь, кто его разрушил?
– Кто? Мятеж же был… все поломали, все порушили…
– Нет, брат. Миррор-сити в Мятеж только додолбали. А
Ой-ой!
Беда прямая! Я гляжу-гляжу на Огородника, никак понять не могу: разве мог он порушить Город? Огородник же невысокенький, худенький, волосы коротенькие торчком стоят, как у мальчишки… Так, на вид, лет ему пятьдесят, значит, на самом деле все шестьдесят. Это потому что маленькие люди часто моложе выглядят, я знаю. И еще, говорят, терранцы долго живут, дольше нашего… Раньше Огородник моложе был, да, но у меня чего-то не получается его молодым представить. Может, Огородник всегда был будто бы пятидесяти лет, уж больно серьезный. Ну и вот как этот… маленький-серьезный… Город рушил? Встал во весь рост, ходит-ходит вровень с высокими домами, в руках дубинка, этой самой дубинкой он все вокруг крушит… аж куски метацемента летят-летят. В Городе все сплошь из метацемента понастроили… Нет, не мог Огородник. Больно хлипкий, хотя и жилистый он. Или нет, мог. Голос какой у Огородника, когда он не следит за голосом за своим… о-о-о! Испугаешься. Голос как для очень большого и очень сильного человека. Вот. Мог…
– Ну что сидишь, Капрал, ошарашенно? Правду я тебе рассказал.
– Ну и гад же ты был, Огородник!
– Я был военным человеком. Как ты сейчас, Капрал.
Не знаю, чего мне подумать надо было. Может, я должен был сердиться на него. Наш же город-то порушил, паразит. А потом я сообразил: это тридцать шестой год! Я маленький тогда совсем был. Целая жизнь с тех пор прошла-прошла. У меня женщина была. Я учился. Я работал. Потом в другом месте работал. И опять другая женщина была. Потом Мятеж был. Потом я болел. Потом я тут стал жить. Потом меня капралом сделали.
– Это все давно было, Огородник… Ты… давай, копай свой огород. Огурцы вкусные, всем пригодятся…
– Ты зла на меня не держишь?
– Нет уж, не держу. Хочу разозлиться, а не выходит. Давно все это было, Огородник.
– Правду сказать, я рад. Не знаю, поймешь ты или нет, но мне хотелось, чтобы кто-то меня простил.
И он принес мне еще два огурца. Сам разрезал, сам попки отчекрыжил… хотя я и с попками огурцы съел бы… сам посолил, чуть только в рот мне их не положил.
– Спасибо.
– Да ничего, Капрал, ты еще ко мне заходи…
И я пошел домой. А он со мной на улицу вышел, не знаю, зачем. Просто так, наверное. Идет, довольный.
По дороге нам встретились Бритые. Очень злые и насмехливые. Шуточками своими подъелдыкивают. Хотели они поближе подобраться и пнуть меня. Один Бритый обходить меня сбоку начал. Вдруг Огородник ка-ак рявкнет на них, и они замолчали, встали, больше не хотят меня пнуть. Ничего даже не сказали. Почему? Огородник же один, а их трое… Ну, я еще с Огородником, да.
Потом я много думал и понял.
Они забоялись!
Вот, стояли месяц вандемьер и дожди.
Я к Огороднику сходил еще раз и второй еще раз. Ханну видел у него. Огородник по улице с ней ходил и разговаривал. Что-то Ханна сделала себе с волосами, и они стали очень красивые. Раньше я не смотрел на ее волосы. Что было смотреть: волосы и волосы! А теперь очень красивые.
Неделя прошла с того дозора, когда Огородник за страшным джэйвиэксом лазил. Дожди-дожди лили, совсем дожди, без передыха. И я дома сидел. Потом нам с Огородником положено было в дозор заступать, такая служба. А холодно, мокро, и еды никакой на дозорные сутки не осталось. Очень плохо. Я решил: хотя бы отосплюсь. Раньше спать лег, совсем рано, еще даже темень не пришла.
Ай-ай!
Звоночек электрический, который у меня над кроватью – дрррррр! И я – раз! – проснулся. Быстро оделся, дробовик с зарядами взял, побежал на свою дозорную Точку. Потому что так велено всем, кто Поселок охраняет: только-только сигмализанция зазвоночит, и надо бежать на свою Точку. Всего два раза до сих пор звоночило. Сначала Капитан проверял, соберемся мы, как надо, или нет. А когда проверил, то очень ругался. Вот. Потом был тот случай, когда людака убили и распотрошили.
Прибегаю к караульной халупе. Там уже народу собралось – целых двадцать человек! И Капитан тут, и Протез, и Длинный Том с Холма, и Таракан, и Стоунбридж-старший, и Чанг Сало с Болот… И еще много людей. Набегают и набегают! А где ж Огородник? Нет его почему-то.
Протез схватил меня за руку и орет в самое ухо, не пойми чего. Потом я разобрал, чего он говорил, только не все:
– …наскочили! И мы палили по ним, палили… а они… хоть выколи глаз… все мимо, все мимо… Капитан прибежал… Бритая, хоть и баба, а тоже стреляла… по нам гранатами, у них гранаты есть… и химию взорвали у самой караулки… я говорю, какую-то химию… а все равно… откуда у людаков… безмозглые… откуда… я уж думал – каюк… Таракан подстрелил одного, и они убрались…
– Таракан попал?
– Он как шарахнет из ручного излучателя…
– Нет, ты скажи, он попал? Точно попал?
– Да я тебе говорю! Конечно. Иначе за ким лядом они убрались бы?
– Протез, а где…
Тут мимо Капитан прошел, а с ним куча разных людей. Ну, меня потеснили-потеснили, и я Протеза потерял. Зато я Таракана увидел. Таракан ходит-ходит, довольный, улыбается. Ручный излучатель у него в руках. Я спросил его:
– Ты попал, Таракан? Да?
– Верно, парень. Сегодня Таракан отстрелил задницу одному наглому ублюдку.