Ограбление по-русски, или Удар «божественного молотка»
Шрифт:
– Давай, – соглашаюсь я, – но ты на всякий случай выйди на улицу, вдруг там все же бомба.
Женщина обижается:
– Нет уж, сам выходи на улицу. Если там бомба, то мы вместе покинем этот мир, я хочу быть рядом с тобой и в радости, и в горе. А девочек наших воспитает моя или твоя мама, потому что твоя жена с пятью детьми не справится.
– Хорошо, – говорю я, кладу кейс плашмя на табурет и пытаюсь его открыть, но он не хочет открываться без ключа, которого у меня нет.
Я нахожу в шкафчике для инструментов молоток, долото и пытаюсь взломать
– Бомбы там точно нет, она бы уже сработала.
Александра соглашается:
– И то хорошо. Мы еще поживем, а мне очень нравится жить.
– Мне тоже, ведь сорок лет – это треть пути.
Шура улыбается:
– Да ты нахал. «Треть пути»! У многих это больше половины.
– Но я же не многие, я не стремлюсь скорее пробежать свою дистанцию… К тому же у меня много родственников, проживших больше девяноста, а один прадед – сто два.
– А ты себе намерил сто двадцать?
– Но человек и живет столько, на сколько он себя настраивает.
– Игоречек, но я столько не проживу.
– Ничего, я буду приходить к тебе на могилку, пить водку и читать стихи Бродского.
– Фу, не люблю Бродского, лучше Блока.
– Хорошо, тогда буду читать Патрика Зюскинда, тебе же понравился его «Парфюмер».
Александра улыбается:
– Игорек, ты просто садист: на моей могиле будешь читать «Парфюмера»! Это я на твоей могиле буду пить шампанское и читать прозу Пастернака.
– Но я не люблю прозу Пастернака, я встану из могилы и надеру тебе попку. Кстати, у тебя очень завлекательная попка, и я ее просто обожаю, а когда ты стоишь на коленях ко мне задом, а к лесу передом – во мне просыпается демон страсти. Не пойти ли нам в кроватку?
– Игорек, но мы же еще не открыли этот заколдованный сундучок.
– Действительно, не открыли, его очень хорошо сделали, попробую распилить пилкой по металлу.
Я иду в прихожую, нахожу пилку по металлу, возвращаюсь в комнату и начинаю пилить. За пять минут непрерывного пиления на дипломате остается маленькая зазубринка, металл бы распилился быстрее, чем этот хренов пластик.
Александра издевается:
– Пилите Шура, пилите, они золотые.
Я бросаю пилку и говорю:
– Теперь пилить будешь ты.
– Я? – удивляется Александра. – Но я же никогда не пилила руками, только языком – своего бывшего мужа.
– Я тоже пилю второй раз в жизни, первый раз пилил когда-то на маминой даче дрова. Помню, натер на ладонях кровавые мозоли, они заживали целый месяц.
– Игорек, но я не хочу кровавых мозолей на мои красивые ручки.
– Сашенька, а в Венецию ты хочешь?
– Хочу.
– Тогда начинай пилить, мы будем менять друг друга каждые две минуты, и дело пойдет.
– Хорошо, я попробую, – соглашается женщина, берет в руки пилку, устанавливает ее в проделанный мной пропил и начинает туда-сюда шоркать.
Меня это здорово забавляет, я тоже ей
– Пилите Шура, пилите, они золотые.
Александра улыбается и в течение двух минут пилит неподатливый дипломат, потом в течение десяти минут пилю я, потом пять минут она и снова десять минут я. И в таком ритме проходит два часа. Козероги очень упорные, поэтому мы с Александрой пилим и пилим, подшучивая друг над другом, не обращая внимания на красные пятна на ладонях, потому что перед нами есть цель, которую необходимо достичь. А если козерог видит цель, которую нужно и можно достичь, он будет рогами копать землю. Вот только достижима ли наша цель?…
Александра сдается первой:
– Игорек, давай чуточку отдохнем, ведь совсем необязательно распилить этот дипломат сегодня. За два часа мы пропилили полсантиметра – и то хорошо.
На самом деле за два часа мы прошли всего два-три миллиметра и при этом страшно устали.
Я разливаю остатки вина и говорю:
– Давай выпьем и отдохнем, дипломат от нас никуда не денется, пусть мы будем пилить целый месяц, но в итоге клад будет наш, в итоге мы поедем на Бермуды.
– На какие Бермуды? – спрашивает женщина.
– Ты же хотела поехать отдыхать в Бермудский треугольник, дак вот: через месяц мы туда полетим на своем самолете – распилим ящик, возьмем оттуда бабки и полетим.
– Но я не хочу в Бермудский треугольник, там люди пропадают, давай поедем на Канары – купаться в океане и трахаться с неграми.
От такого предложения я трезвею:
– Но я не хочу трахаться с неграми.
– А ты и не будешь трахаться с неграми, ты будешь сидеть в доме, который мы купим на берегу океана, и готовить обеды к моему приходу. А когда я, уставшая и счастливая, буду возвращаться к тебе, ты тоже будешь счастливым. А наших девочек мы устроим в самую престижную школу.
Домой ехать уже поздно, поэтому я звоню жене и говорю, что переночую у мамы. Я говорю об этом спокойно, потому что знаю: мама в случае, если старшая Александра ей позвонит, обязательно меня прикроет, скажет, что я устал и уже сплю. А еще начнет поучать, как лучше воспитывать мальчиков. Александра этого не любит, поэтому вряд ли вообще позвонит.
На следующий день, в воскресенье, я встаю пораньше и иду к маме. Маму я навещаю примерно каждые три дня, так уж у нас с ней заведено. Но сейчас у меня есть особая причина торопиться к ней: мне срочно нужен ее совет. Я попал в историю, в какую мне еще никогда в жизни не приходилось попадать.
Мама живет на последнем этаже пятиэтажного кирпичного дома. Я без передышки долетаю до пятого этажа, так как внутри у меня все кипит.
Мама открывает мне дверь. Она уже пробежала свои три километра, приняла контрастный душ и выглядит классно. Мама – красивая стройная подтянутая женщина, постоянно находящаяся в отличной спортивной форме, не пьющая и не курящая. По гороскопу она Лев (точнее, Львица), то есть очень властная женщина.
Она оглядывает меня внимательно и спрашивает: