Ограбления и кражи: Бандиты, грабители, воры и мошенники
Шрифт:
Обращаясь к рецидивистам, видим, что две трети их жило богато и средне. 9 из 30 человек мотивируют свое преступление нуждой; мотивы прочих — «по привычке», «с целью обогащения» и т. д. Не многие из них раскаиваются.
В общем сравнительно небольшая часть мошенников стала таковыми из-за нужды, по крайней мере острой.
В прошлом большинство из мошенников (около 90 %) выросло в родных семьях, и в настоящем, хотя около половины имеют семьи, лишь одна треть имеет детей, что также подчеркивает, что речь идет не о преступности из крайней нужды.
Вульфен, отыскивая в психологии мошенника «общие черты человеческого образа, а не только выделяющие их особенности», устанавливает в деятельности мошенников
Рядом с притворством большую роль среди факторов мошенничества играет, по мнению Вульфена, фантазия. Первоначальный источник ее — стремление казаться лучшим, привлечь к себе интерес, внимание и одобрение, преувеличивая и раскрашивая совершенное и виденное, подобно охотникам, туристам и т. д. Постепенно человек сам начинает верить в то, что он рассказывает и передает, в его голове создается сказочный, фантастический мир, стоящий в противоположности с той прозаической действительностью, которая его окружает. И он стремится реализовать этот мир, претворить мечту в бытие зачастую незаконным путем. Деятельность мошенника оказывается близкой к деятельности актера; последний черпает материал для игры из текста роли; первый — из собственной фантазии. Внешними проявлениями этого являются: «трогательная доброжелательная мимика, открытый честный взор, обольстительная любезность, приятная речь, ловкие движения, вся манера держаться со своей убедительной самоуверенностью». В таких же, приблизительно, выражениях описывает мошенника и Ляски, указывая, что все эти качества «доставляют им симпатии и доверие, в котором они часто нуждаются».
В добавление к этому можно отметить, что среди ответов на вопрос о влечениях заключенных, страсть к театру отмечается приблизительно у 13 из 30. Эта цифра много превышает число других влечений, как, например, страсть к картам (вопреки утверждения Ляски о 45 % игроков среди мошенников), нарядам, трактирам и т. д. С другой стороны, около 6 % заключенных составляют настоящие или бывшие актеры или вообще люди, работа которых протекала в непосредственном соприкосновении со сценой или ареной.
Мотивы притворства, игры и фантазии ярче всего проявляются в тех случаях, когда мошенник выступает в роли фиктивного лица, в качестве представителя профессии, наиболее подходящей для совершения своего преступления. «Игра» дополняется здесь такими атрибутами и аксессуарами, как военный мундир, фрак дипломата, ряса священника, форменный костюм чиновника и т. д., на помощь приходит визитная карточка с громким титулом или высокой должностью, подложные документы и т. д. В литературе описаны случаи, когда такие лжеврачи, дипломаты, офицеры морочили публику довольно долго и извлекали из своего занятая порядочную выгоду.
После вышесказанного становится ясно, что к отзывам о «внушающих к себе доверие мошенниках и производящих впечатление честных и искренних людей» приходится отнестись с некоторым недоверием.
Поскольку завоевание доверия и симпатии своих жертв является вопросом успешности работы мошенника, немудрено, что большинство из них являются общительными, живыми, разговорчивыми людьми, энергичными в своих действиях, решительными в своих поступках. Это отмечают анкетные данные и литература: «Настоящий мошенник сангвиник, его психомоторные нервы постоянно продолжают свою игру и нуждаются в возбужденной, повышенной деятельности. Таким образом часть вымышленного представления выливается в эту огромную потребность деятельности органов
Ляски, ссылаясь на Ферри, сообщает, что 12 % мошенников смеются над своими преступлениями. Вульфен говорит, что «с древних времен мир стремится быть обманутым. Мошенник обманывает мцр и этим наказывает его за его собственную слабость». С другой стороны то, что придает необычную окраску, редкое, удивительное, поразительное, сенсационное, причудливое, действует убедительно и пробуждает интерес.
Второй по численности группой преступления является подделка всевозможных товаров. Из них на первом месте стоят папиросы; непомерно разросшаяся торговля ими, неисчислимое количество сортов и марок, создают благоприятную почву для фальсификации их, что и предоставляет легкий заработок За папиросами идут «куклы», рулоны ткани, где материя лишь снаружи, свертки бумаг вместо денег, продажа стекла вместо бриллиантов, меди вместо золота и т. д. Все это плоды усиленной рыночной жизни, стремления «заработать» на чем бы то ни было, и прежде всего на неопытности, доверчивости и растерянности покупателя.
«Могли ли бы вы мне сказать, где начинается и где кончается коммерческая честность? Лихорадка наживы, которая толкала нас обманывать, толкала наши жертвы быть обманутыми», — цитирует Ляски слова одного мошенника на суде. Немудренно, что сфера применения принципа «не обманешь — не продашь» становится и ареной мошенничества.
(Скляр Л. Мошенники).
ТАЙНА ДРЕВНЕЙ РУКОПИСИ
Чрезвычайно интересный случай исследования содержания документов был связан с той острой политической и идеологической борьбой, которую вела в России феодальная церковь за свое господство. В этой борьбе церковь ни-. когда не гнушалась пользоваться подложными документами. С помощью таких документов она, в частности, пыталась в начале XVIII в. убедить Старообрядцев в том, что защищаемые ими догматы были осуждены еще в XII в. на церковном соборе, якобы происходившем в 1157 г. в Киеве. Но старообрядцы не поверили словам. Они захотели осмотреть подлинные документы, желая «видеть самое сущее». Их интересовало, «какое оно, на хартии или на бумаге писано или русскими ли, или иным языком и прочая». Рукопись, носившая название «Соборное деяние на еретика арменина на мниха Мартина», якобы нашлась в книгохранилище Никольского пустынного монастыря. По описанию старообрядцев, она была «в полдесть, на пергаменте писанная, пресних аки сединою красящаяся и на многих местах молием изъядена». Однако внешний вид не убедил старообрядцев в древнем происхождении найденного документа. Заподозрив подлог, они решили произвести исследование рукописи. Тот факт, что исследование не носило характера формальной экспертизы, не уменьшает его значения в истории развития экспертизы документов.
В качестве экспертов выступили видные представители старообрядчества начала XVIII в. Андрей Денисов, Мануил Петров и Леонтий Федосеев. Условия для экспертизы были трудными. Чтобы ознакомиться с исследуемой рукописью, Мануилу Петрову пришлось несколько раз ездить в Москву, где на печатном дворе рукопись хранилась «прикованная суть к стене, изрядною цепию», а при ней «аки на страже присно стояше монах… зело быстрыми очима на смотрящих острозрительно книги тыя смотряше и якобы каждого мысли о тех хотяше ведати». Преодолев эти трудности, Петрову удалось тщательно исследовать рукопись и открыть «дивное смешение новости з древностию, простым очесам почти и непонятное».
На основе собранных таким путем материалов Денисов подверг рукопись деяния еретика Мартина всестороннему анализу. Не были оставлены без внимания ни писчий материал, ни чернила, ни графические признаки, ни содержание рукописи. В Поморских ответах указывалось: «…дивимся чернилам имиже деяние оно писано понеже четкостию своею различествуют качества письма залежалого древлехаратейных книг… Сомняемся и буквам, в нем писанным — Белорусским, ныняшняго века пописи, яже в древлехаратейных мы не видохом. Чудым, и еже буквами Белорусскими писано, а речьми Московскими, чесого в древних книгах не случися нам видети.