Огромный. Злой. Зеленый
Шрифт:
— Пахнет очень вкусно, спасибо большое, — я вскочила с места, подбегая к пакету.
Дит перевел на меня подозрительный взгляд, я кивнула ему, мол, это я тебе и хотела рассказать.
— Я пойду… — окончательно смутилась женщина.
Ее лицо вдруг изменилось. Разом накинуло несколько десятков лет. Стало старым, морщинистым, дряблым. Лишь глаза оставались прежними.
Обстановка темной мастерской растаяла словно дым, вместо неё появилась солнечная квартира с цветастыми обоями. Из окна был виден незнакомый мне город и краешек
— Что-то мне нехорошо, солнышко. Принеси, пожалуйста, капли с третьей полки, — просит она у взрослой статной рыжеволосой женщины.
— Да, сейчас. Я папе звонила, он сказал, тоже к тебе сегодня заедет, а то завтра опять в рейс. Но говорит, в этот раз всего на пару месяцев.
— Ох, Егорка, Егорка, все-то у него одни кораблики на уме… — прошептала женщина заплетающимся языком.
— Да не говори, обещал с внуками возиться, а сам опять в море. Мама его уже давно уговаривает на пенсию уйти. Все-таки возраст. Вот, держи свои капли, ба. Ба? Ба…
— Спасибо еще раз, — торопливо пробормотала женщина, поглядывая из-за моего плеча на Дита. — Я это, спросить хотела. На речку-то я Егорку уж вовек не отпущу, но он все на море просится поехать. Корабли в порту по телевизору увидел и теперь только о них и говорит… Вот думаю, ехать, не ехать… У нас путевки уже куплены. Кредит брала. Но если скажете не ехать, то я откажусь, пусть деньги пропадом пропадают, лишь бы с сыном все хорошо было, он у меня единственный.
Контраст с ней из видения и с ней сейчас был настолько огромным, что в первый миг ошеломил. В горле встал ком, глаза сами собой увлажнились. Мысли хаотично метались от одного к другому. Что ей сказать? Чтобы держала капли всегда поближе к себе? Что Егор захочет быть моряком? Что она доживет до правнуков переедет к морю, чтобы быть рядом с сыном? Что внучка будет очень похожа на нее?
Вместо этого я порывисто обняла ее, чем смутила женщину окончательно.
— Конечно, поезжайте, всё будет хорошо, — шепнула я ей на ухо.
Я оглянулась на Дита — тот также кивнул названой гостье.
— Хорошо вам отдохнуть.
Продавщица фруктов облегченно выдохнула, разулыбалась. Снова рассыпалась в благодарностях. Затем кивнула на пирог и, попрощавшись, юркнула за дверь.
Я стояла рядом с шарлоткой, вдыхая сладкий аромат яблок и ванили. Звук отодвигающегося стула в огромной мастерской прозвучал как раскат грома.
— Тая?
Я развернулась и столкнулась с Дитом. Спрятала лицо, уткнувшись ему в рубашку.
— Ты плачешь?
Он осторожно приподнял мое лицо за подбородок.
— Как ты с этим справляешься? Как? — спросила я, все еще не до конца придя в себя после видения.
— С чем справляюсь? — он нахмурился, но глаза его при этом были внимательными и чуткими. Подушечками больших пальцев он стер слезинки с моих щек. — Что вообще тут только что произошло? Кто эта женщина?
— Это мама Егора, — я махнула рукой в сторону, будто это должно было все объяснить. — Я пока гуляла, увидела, что мальчик… что он может утонуть сегодня, ну и отвела его к матери. Чтобы та к реке не пускала.
— То есть как «увидела»? —
— Вообще всё это началось ещё у меня в городе, когда мы в отеле были. Я каким-то образом соединила свое сознание с сознаниями близнецов, а еще до этого я пыталась использовать магию природы, но у меня ничего не получалось, — мои объяснения были путаными и сбивчивыми, я перескакивала с одного на другое, но иначе просто не получалось. Дит внимательно слушал и с каждым словом мрачнел всё больше. — Я ни одной захудалой травинки создать не могла, представляешь? Вот как раз после того, как столкнулись с подручными матери. Словно я тогда до дна себя осушила, и всё. Но при этом я теперь могу видеть чужие смерти… Я понятия не имею, как это работает.
В голове снова мелькнули образы квартиры с цветастыми обоями. Вспомнилось взволнованное лицо рыжеволосой внучки, дочки Егора. Я всхлипнула.
— Боже, я совсем не знаю эту женщину, но зато знаю, что случится с ней через пятьдесят-шестьдесят лет. Как такое может быть?
Дит вдруг обнял меня, крепко прижал к себе, так что дышать стало тяжело и одновременно с этим намного легче.
— Так не бывает… — прошептал он, стискивая меня в объятиях.
— Ты мне не веришь? — очередной всхлип.
— Конечно, верю. Кто в здравом уме может такое выдумывать, — усмехнулся он, но смех был печальным, наполненным тоской.
А мне в голову пришла ужасная мысль.
— Скажи, а меня не накажут? — я чуть отстранилась, поспешно вытирая лицо тыльной стороной ладоней.
— Кто? За что?
— Ну я же ребенка спасла. Будущее изменила. Ему было суждено умереть…
Дит покачал головой.
— Будущего нет. Есть только развилки, варианты событий. Вот если бы он умер, а ты отправилась в прошлое, чтобы попытаться его изменить — тогда да. У тебя бы вряд ли получилось. Нельзя изменить того, что уже стало фактом.
Мы заперли мастерскую и вышли на улицу. Свечерело, но солнце упорно не закатывалось за горизонт. Я словно ненадолго попала обратно в родной город, где темнеет поздно. Даже взглянула на время — определенно, уже вечер. А небо светлое-светлое, как полуденное. Чистое, без единого облачка.
Сначала показалось, что Дитрих хочет просто прогуляться. Он спросил, тепло ли мне, и, услышав утвердительный ответ, повел в сторону реки. Мы направлялись в сторону хлипкой ограды, за которой начинался резкий склон вниз. Я уже знала, что река рассекает город на две части. Нашу, оживленную, где есть и магазины, и парки, и больницы с детскими садами, и другую. На той, другой, тоже были обозначения улиц, но никаких торговых точек я не увидела. Ещё удивилась, почему так.
— А что там? — спросила Дитриха, когда мы почти подошли к ограждению.
— Там? Заброшенная часть города. Расселенные дома, если быть точным. В них давно уже никто не живет.
И тут я увидела сама. Если не приглядываться, стоящие в отдалении пятиэтажки казались жилыми, но теперь, всмотревшись, я понимала, что их объединяет общая темнота окон. Стало совсем не по себе. Как будто за рекой находился город мертвых. Если в здешних квартирах ещё теплилась жизнь, то там — ничего. И эта участь ждала всё вокруг. Каждое без исключения здание. Каждую улицу. Каждую квартиру.