Охота на Буджума. Гении Английского сыска. Второй состав
Шрифт:
Объявление было без подписи, только с обратным адресом, напечатанным мелким типографским шрифтом, но от этого не менее страшным.
Бедлам. Восточное крыло.
Это звучало как приговор. Адрес, а точнее, человек, если конечно это существо можно так назвать, скрывающееся за этим адресом, таил в себе смертельную опасность.
Мало кто знает, что восточное крыло Лондонской психиатрической лечебницы, было предназначено для содержания буйнопомешенных преступников. Еще меньше людей знает, что подвал скрывает в себе самую засекреченную в Англии тюрьму, тюрьму, которую курирует контора Майкрофта, тюрьму, в которой
Вздохнув, я встал. Меня ожидала очень, очень, очень неприятная встреча.
Выйдя из кеба, мы с Лейстрейдом пошли по аллее к виднеющемуся на холме корпусу лечебницы. Разговаривать не хотелось. Я не испытывал сильной ненависти к поверженному противнику, просто хорошо отдавал себе отчет в том, насколько его холодный и оточенный ум превосходит мой. Он был сильным противником. В его сражении с Холмсом, на стороне Шерлока играл Майкрофт с конторскими волкодавами, Лейстрейд с ищейками из криминальной полиции… Фактически эта была полномасштабная военная операция, с применением армии, и спецслужб. Среди рядовых участников об истинной подоплеке событий знал хорошо, если каждый сотый, но отголоски тех событий до сих пор служат источником слухов и теорий в пабах.
Тогда я впервые увидел в своих волосах седину.
Погруженный в эти мрачные мысли, я шел, не замечая окружающих. Больные, оккупировавшие скамейки, своими цветастыми халатами на завязках весьма походили на афганцев. Так же молча и безучастно провожали меня ничего не выражающими глазами. Чувствовалось, что это настойчивое внимание начинает раздражать Лейстрейда. Инспектор не первый раз имел дело с психиатрической клиникой, и не переносил ни больных, не персонала. В глубине души он так и остался парнем с рабочей окраины, где городская беднота признает только два лекарства — виски и касторку. Сама идея болезней разума, вызывала в его простой душе некоторую оторопь.
— Вот ты Ватсон, скажи мне как доктор, зачем вообще завели эту богадельню? Эти психи — они кому нужны? От них что ли червячки, какие-то появляются нужные для природы? Или без них Англия усохнет?
— Знаешь, Лейстрейд, было как-то на континенте такое государство — Спарта. Стоило там народиться младенчику, с каким-нибудь отклонением, пальцем там сросшимся, или просто роста мелкого… Выдержав положенную драматическую паузу, я продолжил — то они сразу кидали его в море.
— Ну, правильно. Чего малого мучить?
— Это неправильный вопрос Лейстрейд. Правильный вопрос будет — и где сейчас это Спарта.
Лейстрейд задумался. Впрочем он не был бы самим собой, если бы не нашел что ответить.
— Угу. А не вы ли, медики, собрались и Спарту прихлопнули? А что, все сходится. Как я понял, больных там вовсе не было, а это ваш бизнес губит.
Я вздохнул. Все-таки отсутствие классического образования дает о себе знать. Да, мы с Лейстрейдом друзья, и я готов рискнуть своей жизнью ради него, но… Впрочем я тут же одернул себя. Множество подлостей, которых я слышал, начинались со слов «Он лучший мой друг, но…» Так что пусть Лейстрейд, если хочет, делает любые выводы из моих слов. Я могу позволить другу быть самим собой.
Рассуждая подобным образом мы подошли к огороженному массивной решеткой внутреннему дворику. Около ворот, опираясь ногой о стену, стоял праздный
На все эти предосторожности Майкрофт пустился после четвертой или пятой попытки подельников Мориарти освободить своего шефа. Не мудрствуя лукаво, Майкрофт загнал в бедлам пару дюжин армейских, но попечительный совет Бедлама решительно воспротивился, небезосновательно считая, что мундиры и сияющие сапоги плохо скажутся на драгоценном душевном равновесии пациентов.
И как Майкрофт не рыл носом землю, обойти попечительский совет ему не удавалось. Более того, явная малозначительность и никчемность вопроса не позволяла ему рявкнуть. То, есть он конечно, мог, если бы захотел, но каждый его рык был на счету, и он вовсе не собирался разменивать его на столь пустячный вопрос. Но и отступать Майкрофт тоже не привык.
Так в Бедламе появились праздные гуляки, с военными манерами, плохо выбритые кормилицы с деревянными младенцами, аристократы с собачками в заношенных армейских брюках…. Вся эта публика гуляла в точном соответствии с графиком дежурств, обменивалась многозначительными знаками, цепко оглядывала настоящих посетителей.
Довольно быстро попечительский совет Бедлама понял, что переодетые посетителями охранники действуют на больных еще хуже. Параноики и без этого считали, что их окружают переодетые агенты спецслужб, и присутствие настоящих переодетых агентов вовсе не способствовало скорейшему выздоровлению. Но, увы, пойти на попятую было невозможно из политических соображений. Так что все оставалось в неустойчивом, и неудобном равновесии.
Откуда я узнал все подробности? Дело в том, что весь этот карнавал подчинился моему бывшему коллеге по пятому Нортумберлендскому стрелковому полку, доктору Фредерику Чилтону.
Я был демобилизован раньше, так как был ранен, а старина Фред остался штопать раненых на Кандагаре. Я изредка вспоминал наше военное братство, запах спирта и камфары, вкус виски с хиной. Демобилизовавшись по выслуге лет, мой коллега был устроен Майкрофтом на непыльную должность главврача восточного крыла. Мы изредка сталкивались по работе, что почти всегда приводило к долгим беседам на военные темы.
Фредерик откровенно скучал. Из-за специфики отделения, надеяться, что поправившийся больной выйдет в свет с благодарностью доктору на устах, было бесполезно. Буйнопомешенные преступники — люди, конечно, занимательные, но у общающегося с ними долгие годы Чилтона, я начал замечать некоторые забавные странности.
Так он, например, раздав пациентам мелки и бумагу, начал собирать музей творчества душевнобольных. В прошлый наш визит, его восторженный рассказ о выдающемся творческом потенциале отдельных больных, был прерван Лейстрейдом, который поинтересовался материалом, из которого находящийся на излечении «недооценённый творец» довольно похоже вылепил бюстик Чилтона.
Фредерик долго упирался и не хотел признавать очевидного, но последующей обыск в камере позволил установить, что страдающий шизофренией Алан спрятал выданную ему глину в подушку. Раздосадованный Чилтон сгреб бюст совком, и не доверяя прислуге собственноручно выбросил его в выгребную яму.