Охота на эмиссара
Шрифт:
Несешься на полной скорости и понимаешь — вот-вот наступит упоительный экстаз.
Сил сдерживаться больше нет.
Хочу. Хочу её.***Даниэлла
Вселенная, да-а-а…
Обычно, занимаясь сексом, я всегда сосредотачивалась на том, чтобы успеть прийти к финалу до партнёра. Но с Фабрисом Робером всё было не так. С одного только проникновения его восхитительно горячего члена я до боли закусила губу, чтобы не выпасть в астрал. Боюсь, кончающая вперёд ночная бабочка — это как минимум нонсенс. Мышцы сжимались вокруг нежнейшего бархата и трепетали против воли, но я дала себе
Влажные шлепки бёдер о бёдра.
Сорванное дыхание.
Обжигающая пульсация внутри.
Сколько можно вынести секса, если занимаешься им с самым желанным мужчиной во Вселенной? Десять минут? Пять? Минуту? Скажем так, когда Фабрис стал расширяться, приближаясь к кульминации, у меня не осталось ни единого шанса. Его руки с силой сжали ягодицы, пальцы впились в голую кожу, неистово насаживая на себя, но я не возражала ни капли.
Бисерина пота скатилась от виска по точёной скуле и кадыку. Очередная судорога прошлась по красивому мужскому лицу — похоже, он всё-таки старался выглядеть пристойно даже в такой момент и удержаться на грани приличий, но миг-другой — и красивые губы раскрылись, и из самых недр лёгких вырвался низкий, мощный, будоражащий воображение полустон-полурык.
— Да-а-а…
Удовольствие, как вспышка сверхновой, пронзило насквозь, оглушило, ослепило, отпечаталось на подкорке и звёздной пылью осело в мозгу. Мы кончили одновременно.
Я зарылась пальцами во взлохмаченные тёмные волосы и провела носом по высокой скуле мужчины, пытаясь надышаться им. Налюбоваться. Потрогать и унести эти воспоминания навсегда с собой, бережно сложить в сейф под названием «Мой Мистер Совершенство» и никому не рассказывать, что этот тайник вообще существует. Чтобы ни одна живая душа никогда не смогла его вскрыть и украсть моё сокровище.
Вселенная, как же хорошо…
Любимый…
Запретное слово, произнесённое лишь мысленно, отрезвило похлеще ледяного душа. Сердце, сбившееся в тахикардию, пропустило удар. Нет-нет-нет! Нельзя влюбляться в Фабриса Робера! Заниматься сексом — да. Чувствовать наслаждение — тоже да. Влюбляться — табу!
Я торопливо слетела с мужских коленей и одёрнула платье. Шварх-шварх-шварх! Даня, ты совсем рехнулась?! Какой, к шварховой матери, «любимый»?!
— Прости.
Я испуганно замерла, поняв, как моя поспешная капитуляция могла выглядеть со стороны. У-у-у… Нет способа унизить мужчину сильнее, чем даже намекнуть, что секс был плохим.
— Мне казалось, ты получаешь удовольствие, но, видимо, я был слишком… жёстким. Я прошу прощения, если сжал тебя слишком сильно… ближе к концу… и за то, что был слишком быстрым, я тоже приношу извинения.
Прямо на моих глазах Фабрис Робер длинными тонкими пальцами на ощупь снял презерватив, а затем потянулся к повязке на глазах.
— Всё было хорошо. Не снимай, пожалуйста, — торопливо попросила я, понимая, что в ином случае придётся ретироваться как минимум на шестой космической.
Мужские руки замерли в воздухе и опустились.
— Я хотел убедиться, что у тебя не осталось синяков на теле. Хозяйка райского сада сказала, что ты ларчанка, но я не уверен…
«Повезло, что на ощупь люди и ларчанки не сильно отличаются…»
— Лилу,
«Потому что я как минимум не Лилу».
Фабрис замер и ждал ответа. Правдивого ответа или хоть как-то смахивающего на правду, ибо откровенную ложь он бы точно учуял.
— Мне неловко, — сказала, чувствуя себя сапёром, идущим по минному полю. — У меня небольшой опыт работы в райском саду. Да и ты… не похож на того, кто часто изменяет своей жене.
Мужчина тронул большим пальцем обручальное кольцо, по его скулам пробежали желваки, а я мысленно выругалась.
«Отлично, Даня, просто отлично. Любая профессиональная бабочка напоминает клиенту, что у него есть супруга. Да ты сегодня ставишь рекорды благоразумия и вменяемости… Теперь твоя задача — вежливо попрощаться и быстро ретироваться. Это был охренительный оргазм, но больше рассчитывать здесь не на что…»
— Лилу, а у тебя есть ещё клиенты?
— Что?
Вопрос мужчины поставил в тупик, а взгляд сам собой метнулся к мужскому паху.
Шва-а-арх…
У цваргов точно что-то устроено не так, как у людей. Бескрайний ко-о-осмос…
Фабрис кашлянул, а на его скулах заалел румянец. Он одной рукой взъерошил влажные от пота волосы и стал примерно ещё на двадцать пунктов сексуальнее. Хотя бесконечность плюс двадцать — это всё равно бесконечность. И даже если за каждый жест и движение пальцев ему начислять ещё по паре пунктов сексуальности, то всё равно будет бесконечность. В математике это называют парадоксом «Гранд-отеля»[1]…
— Если у тебя нет больше клиентов… и если тебе было со мной… не противно… Могу ли я попросить о повторении?
А вот теперь шестерёнки в мозгу завращались быстрее. По-хорошему, после мысленного признания я должна была сбежать, сверкая шпильками, но… Планетарная туманность! Мне нравился этот мужчина! До зуда в кончиках пальцев. До сводящих ног судорог. До бессонных ночей. Мне нравилось в нём всё, абсолютно всё…
Я до боли закусила щёку изнутри и впилась ноготками в ладони, говоря себе, что надо убираться отсюда, пока он не снял повязку. Надо. Скорее. Но последнее слово сразило наповал:
— Пожалуйста.
В этот раз Фабрис сам раскатал по своему шикарному стволу презерватив так быстро, что мне осталось лишь хмыкнуть. Быстро он учится…
Дальше — больше. Фабрис не дал сесть на себя, точнее, сразу же повалил вбок, на мягкое сиденье дивана, занимая ведущую партию в новом раунде. Нащупав ткань платья, он очень бережно стянул лямку с правого плеча, затем с левого, нырнул руками в декольте, теперь уже не скрывающее грудь, и… начал мять её.
Этот хвостатый зараза как будто знал, где у меня эрогенные зоны, и специально мучил. Вначале руками, затем губами… Гладил, целовал, перекатывал языком сжавшиеся бусины наверший, уходил влажной дорожкой по ключицам ближе к шее и вновь возвращался. При совсем небольшом размере грудь у меня была действительно самым чувствительным местом на теле. И я бы вполне могла потерпеть эти сладкие издевательства Фабриса, если бы одновременно с этими действиями его вновь готовое к подвигам орудие не тёрлось ниже. То ещё испытание, особенно после того как телу стало известно, как хорошо оно чувствуется внутри.