Охота на Горлинку
Шрифт:
СЕДЬМАЯ АТАКА
Апрель 1942 года. 33-я армия под командованием генерал-лейтенанта Ефремова третий месяц вела упорные бои в плотном кольце врага в районе Вязьмы.
…Небольшая горница крестьянской избы освещалась крохотной аккумуляторной лампочкой. Из-за стола с развернутой оперативной картой устало поднялся высокий, плотно сложенный человек. Худощавое лицо с резко очерченными линиями и небольшими усами было озабочено. Это командарм Ефремов. Он оторвал взгляд от карты и обернулся к полковому комиссару Владимирову, стоявшему рядом с Давыдовым. Какое-то
— Фашисты в листовках вновь извещают нас о своем наступлении. Почти обо всем сказали: времени, месте, силе удара. Умолчали, — командарм сделал паузу, — о направлении главного удара. Но об этом мы и без них знаем!
Его взгляд остановился на лице Давыдова:
— Мне доложили, вы идете в триста тридцать восьмую дивизию?
— Так точно, товарищ командарм.
— На ее правом фланге, на стыке, как раз и наносится главный удар…
— Там, в боевых порядках, встречу врага и я, — вырвалось у Давыдова.
— Лучше проведите работу с коммунистами, комсомольцами и остальным армейским составом, чтобы ни на один шаг не отошли! Повторяю, ни на один шаг!! — Командующий вплотную подошел к Давыдову и закончил: — Передайте в дивизии, Военный Совет армии верит им! Ну, и ни пуха вам, ни пера!
Всю ночь напролет Давыдов, комдив, комиссар, помощник начальника политотдела дивизии по комсомолу старший политрук Куприянов провели в правофланговом полку. Перед рассветом от артиллеристов — последними, с кем встречались, — Давыдов и Куприянов пришли в траншею, что находилась на стыке двух дивизий. Здесь в небольшой долинке и ожидался главный удар противника.
Начало светать. Солдаты, укрывшись плащ-палатками, крепко спали на дне траншеи. Бодрствовали дежурные. С некоторыми из них Давыдов и Куприянов встречались перед этим на партсобраниях, на совещаниях комсомольского актива. Давыдов задержался у комсорга роты, пулеметчика.
— Ну, как встретим, Панков?
— Встретим, товарищ старший батальонный комиссар! Отведают сегодня по большому счету! — уверенно ответил приземистый Панков.
Пряча в кулаке здоровенную самокрутку, он глубоко затянулся и тут же колечками выпустил дым в сторону позиций противника.
— Поначалу, — продолжал он, — они нам дадут прикурить и с воздуха и с земли. — Он повел головой в сторону окопавшихся за бугром фашистских артиллеристов и минометчиков. — Паразиты, еще с вечера пристрелку сделали, — глазами указал на три чернеющие воронки, что были в нескольких метрах от траншеи.
— Без этого не обойтись, — озабоченно протянул Давыдов.
— Все равно, с землей не смешают… Как начнут, я его, голубчика, — ефрейтор похлопал по кожуху «максима», — вот сюда закачу, — указал рукой на приготовленную для пулемета нишу. — А полезут, он враз на месте окажется. В общем не беспокойтесь…
Ефрейтор не договорил. Сверху, из-за леса, донесся ровный гул моторов, а следом за ним обозначились и первые силуэты Ю-87. Самолеты развернулись и пошли в пике, вначале на соседа, затем на траншею в долинке. На смену Ю-87 прибыли Ю-88. Они разгрузились с горизонтального полета.
Взрывом одной из бомб завалило Панкова. Давыдов помог ему выбраться; только отдышался, как следующая бомба засыпала его самого. На помощь прибежал Куприянов, вместе с автоматчиком он раскидал рыхлую землю
— Вот приложило… Думал — крышка, — набирая полную грудь воздуха, ругнулся Давыдов. Стоять было трудно, он прижался к траншее, перевел дух.
За бугром ухали батареи. Земля прыгала, тряслась, вокруг рвались десятки снарядов и мин. От разрывов траншея, в которой расположился Давыдов, ходила ходуном. На спину солдатам сыпалась земля, больно ударяя смерзшимися комьями. Давыдов перешагивал через лежавших, задерживался у наблюдателей — «Смотри лучше!» — и шел дальше. По светлеющим лицам и одобрительным кивкам Давыдов чувствовал: солдаты довольны, что он здесь, с ними.
Фашисты, сосредоточив крупные силы на узком участке нашей обороны, чередуя массированные удары с воздуха с налетами артиллерии, продолжали подготовку прорыва. Ровно в десять пехота противника, поддержанная девятью танками, пошла в атаку. Автоматчиков сразу же прижали к земле, два танка загорелись, два других вертелись с подбитыми гусеницами и только трем удалось перевалить траншею. Но таранить оборону им не пришлось: один замер на траншее, оставшиеся вернулись к своим. Атака была отбита. Через полчаса фашисты снова начали авиационную и артиллерийскую обработку наших позиций.
…Прошло без малого пять часов. Отбиты шесть атак. Около трех, вконец уставший, еще не оправившийся от контузии, с почерневшим от пыли и копоти лицом, Давыдов пожал ослабевшую руку Куприянова — его уносили санитары — и подошел к Панкову. Ефрейтор с забинтованной головой возился у пулемета.
— Что, не раздавило вас с пулеметом?
— Никак нет. Успел спикировать вместе с ним. Вот землицы глотнули как следует. Очищаю… Успеть бы к атаке!
Давыдов рассмеялся, но сразу же посерьезнел — фашисты возобновили артобстрел. Он был еще мощнее предыдущих. Казалось, на этот участок фронта гитлеровцы стянули всю имеющуюся в их распоряжении артиллерию. Покачиваясь от слабости, Данилов вновь пошел по траншее. Раненых уже отправили в тыл, прислали пополнение. В последней партии было много новичков, и это обстоятельство особенно беспокоило комсомольского вожака. «Наблюдатели — старички. Это хорошо», — облегченно подумал он и тут же залег: дальше траншея оказалась засыпанной целиком, а над головой бушевал огненный смерч. Налет так же неожиданно прекратился. На часах ровно четыре.
— К бою! — раздалась команда.
Давыдов, выдвигая на бруствер автомат, выглянул. На большой скорости к траншее приближалось шесть танков с десантами.
— Гранаты к бою! — донеслась новая команда.
Давыдов, вытаскивая из чехла гранаты, деловито кричал:
— Сначала противопехотной. На танк, на танк старайтесь забросить. Начнут прыгать — шпарь из автомата!
Прошел по траншее еще шагов двадцать, остановился. Гул танковых моторов совсем близко. Выглянул. Один шел прямо на него. Сильно размахнувшись, Давыдов бросил противопехотную, следом — под передок танка — метнул противотанковую и прижался ко дну траншеи. Подряд прогремели два взрыва. Более сильный показался ему на броне. В следующие секунды над головой заскрежетали гусеницы. С какой-то невероятной проворностью Давыдов отполз в сторону, поднялся на ноги, отбежал несколько шагов и, обернувшись, открыл огонь по прыгавшим в траншею фашистам…