Охота на красавиц
Шрифт:
– У Алки.
– Заедем, – кивнул Максим. – Значит, придется объезжать через Кстово.
Они враз оглянулись на заднее сиденье, ожидая взрыва негодования Новорусских, что придется делать такой крюк, когда до Автозаводского моста уже рукой подать, а там и аэропорт рядышком… Однако тот тихонько похрапывал, уронив голову на грудь. И только теперь Кира осознала, какая дивная тишина, оказывается, царит в машине…
– Значит, ты все-таки со мной согласилась? – шепнул Максим. – Ты понимаешь, что Алка не ринется с пустыми
– Это не Алка, – упрямо сказала Кира. – Я не верю, не верю!.. У меня вообще родилась совсем другая версия. А если уж вернуться к «Галатее», то Мэйсон Моррисон ведь знает, кому принадлежит это открытие! Знает, что оно мое.
– Насколько я понимаю, вы всегда появлялись вдвоем с Алкой, да? – после некоторого раздумья спросил Максим. – И если она запатентует «Галатею» от своего имени, это вызовет всего лишь удивление в медицинских кругах, не более того. Удивление, которое скоро пройдет. Тем более если будут представлены жизнеспособные образцы культуры.
– Нет, нет! – выдохнула Кира. – Ведь когда эти три пробирки будут использованы…
– Тогда и вступит в игру Сэмюэль Эпштейн. Ему достанутся твои методики. А Алке это будет уже неинтересно: у нее на счету окажется минимум шесть миллиардов. А то и девять, если умело повести игру.
Кира снова надолго замолчала, а когда тягостные мысли совсем уж источили ей сознание, угрюмо проговорила:
– Тогда я уж совершенно не пойму, почему меня оставили в живых. Если все так, как ты говоришь, я давно должна была…
– Это меня тоже удивляло, – кивнул Максим. – До тех пор, пока я не осознал, что замечательный мистер Эпштейн отнюдь не семи пядей во лбу. Мало ли что может случиться с «Галатеей» при транспортировке. К тому же еще неизвестно, как на нее могло повлиять то отключение электричества, о котором говорила твоя мама. Но этот Сэмюэль еще пока-а дотелепается до практического результата! А тебе, как я понял, чтобы повторить все, много времени не понадобится?
– Три месяца, – кивнула Кира. – Не выходя из лаборатории.
– Вот ты и ответила на вопрос, который задает себе каждый! – улыбнулся ей Максим.
– На какой вопрос? – вскинула брови Кира.
– Да на тот самый, извечный: сколько человеку на роду жизни отпущено. Три месяца у тебя есть. Только три месяца! А то и меньше, если дядя Сэм в лепешку расшибется и…
– Нет, – резко мотнула головой Кира. – Раньше у него ничего не получится.
– Значит, три месяца – это и есть тот страховочный срок, который тебе отпущен, – веско заключил Максим, и Кира склонила голову, словно на ее шею опустилось лезвие топора.
Совсем стемнело.
Максим пригнулся к рулю. Кира закрыла глаза. Лицо Алки маячило перед ней. Ее смешной носик, ее лукавые глаза, ее тонкие губы, оживающие и расцветающие в улыбке. Звучал ее голос:
«Шварценеггера в автобусе спрашивают:
– Вы выходите на следующей остановке?
– Да, –
– А все эти люди, которые стоят перед вами, – они выходят?
– Да, – отвечает Шварценеггер. – Только они об этом еще не знают».
Это был Алкин любимый анекдот…
Вот и Кира не знала, что она уже выходит из игры. Дело не в том, что Алка не хотела добра подруге. Она просто-напросто захотела иметь то, что есть у Киры. Вплоть до внешности… хотя бы на время!
Кира тряхнула головой. Нет. Это всего лишь догадки. Алка не могла так с ней поступить. Все дело в алмазах. Господи, сделай так, чтобы все дело было в этих поганых алмазах!
Но ждать разгадки уже недолго, потому что это не «Москвич», а ковер-самолет какой-то! Они уже на Сенной площади, с ума сойти! Повернули на Белинку, потом на улицу Горького. Да, Максим прав: отсюда к ее дому на улице Провиантской удобнее подъезжать, чем с Минина или Ковалихи.
Стоп. А откуда он знает ее адрес?
Да нет, проехал мимо Провиантской. Что за чушь лезет в голову, нашла кого подозревать!
Сейчас он спросит, где ее дом. Придется разворачиваться…
Максим заглушил мотор метров через сто, лишь чуть-чуть не доехав до площади Свободы, где кипела бессонная, круглосуточная торгово-транспортная жизнь.
– Погоди две минуты, – сказал, открывая дверцу со своей стороны и улыбчиво глядя на Киру. – В горле пересохло – не могу! Куплю какой-нибудь воды и вернусь, а потом поедем к тебе, хорошо?
Кира покорно кивнула. Он нагнулся, вгляделся испытующе, словно бы ожидая от нее каких-то слов, а может быть, сам собираясь что-то сказать. Но промолчал, опять улыбнулся, быстро коснулся кончиками пальцев Кириной щеки, а потом захлопнул дверцу – и исчез между ларьками. Раз или два еще мелькнула его светлая рубашка.
Кира устало смотрела вперед, на зеленые огоньки такси, во множестве кучковавшиеся вокруг столба с электронными часами. Вообще-то, можно было не останавливаться. Что, у нее дома попить не найдется? Хотя мама говорила, что холодильник разморозился, значит, соки она вылила, так что разве что вода из-под крана… Да ладно, три минуты роли не играют.
Сейчас одиннадцать тридцать. Если этот фантастический Новорусских и в самом деле отодвинул регистрацию рейса на Нью-Йорк, то у них в запасе еще час. Успеют тютелька в тютельку.
Новорусских заливисто всхрапнул за спиной.
Кира сердито передернула плечами: вот же навязался на их голову! Еще и храпит. Приемник включить, чтоб не слышать его, что ли?
Однако радио молчало. А магнитофон? Помнится, она где-то видела кассеты. Ах да, в бардачке.
Кассеты и правда были там. Кира взяла первую, не глядя, поставила, ткнула пальцем в кнопку – и вздрогнула, когда веселый голос Максима сказал: