Охота на красивую жизнь
Шрифт:
Третий мяч, и уже не пробный, а завершающий партию, шеф кинул, даже не выждав для приличия хотя бы трех дней после второго выговора. Видимо, у начальника не очень богато воображение или он не смотрит детективы, но изобретать велосипед Храмов не стал, скопировав почти один в один предыдущий инцидент. Только поменял местами пару сценок. Да зрительский эффект усилил.
Все повторилось с точностью до миллиметра. Опять женский туалет, куда я иногда все же выхожу, опять документы повышенной секретности. Отличие состояло лишь в том, что меня обвинили не в утере, а в краже документов. Вернее,
– Бардак развели! Черт знает что хранят в своих столах! – громко кричал «отдел кадров», сотрясая стены с потолком.
Было приятно наблюдать, как известка оседает на его бюрократическом костюме «слегка помятый черный ворон», а искусственная седина скрашивает блестящую лысину.
– Простите, – я постаралась придать голосу металлического звона, лицо сделала строгим и непроницаемым. – Вы не могли бы положить эту вещь на место? – и указала на пакет с прокладками. – Дело в том, что данным предметом я пользуюсь исключительно в интимных целях, и мне не хотелось бы, чтобы к нему, во избежание заразы, прикасались чужие руки. А в чистоте ваших рук, увы, не уверена.
Последние слова я сопроводила ангельски потупленным взором и нездоровым красноватым румянцем (это тоже результат тренировки). Кадровик побледнел, забыв о цели затеянного мероприятия, его руки заходили ходуном, и он их сунул в карман, брезгливо кинув прокладки в ящик. Мужики из нашего отдела дружно загоготали. Моя ирония про чистоплотность была высоко оценена и пришлась по душе – кадровика ненавидели все поголовно, но открыто выступила только я, чем и подписала себе окончательный приговор, став уязвимой мишенью и врагом «намбэ ту» уже не только Храмова.
Глава 3
Утром следующего рабочего дня «отдел кадров» лично встречал меня у входа в родное учреждение. Я издалека увидела его наполовину лысый череп и поняла, что сегодняшний мой приход на работу – последний.
– Будьте добры ваш пропуск, – не очень вежливо процедил сквозь золотые коронки кадровик.
Я подала закатанный в пластик четырехугольник.
Кадровик сунул его во внутренний карман пиджака и добавил:
– Пройдемте.
– Пятьдесят рублей! – выстрелила ему в спину.
Он остановился, резко обернулся и уставился на меня не моргая.
– Что? Какие пятьдесят рублей? – произнес спустя три минуты.
– За пропуск… – я пожала плечами.
Мыслительный процесс бороздил лоб бюрократа, глаза наливались нездоровым блеском.
– Ваш пропуск (акцент я сделала на слове «ваш», что явно не понравилось майору в отставке, привыкшему в армии к беспрекословному подчинению) стоил мне этой суммы, когда я упаковывала его в пластиковую оболочку для длительного ношения в недрах моей многострадальной сумки, в которой всегда понапихано слишком много, отчего этот документ мог принять нетоварный вид, что, в свою очередь, очень огорчило бы вахтера дядю Гришу, вас лично или нашего многоуважаемого
Кадровик не дал закончить речь. Грубо схватив за руку, потащил меня в свой кабинет, расположенный на первом этаже, недалеко от проходной. Я хотела разыграть представление с криками типа «Помогите, убивают!» или «Спасите, грабят!», но никого из сотрудников в коридоре не увидела. Вовремя у нас никто не приходит. Потому вестибюль сверкал пустотой. Пришлось, как собачонке на привязи, следовать в кабинет к чиновнику. За те пару минут, что мы продвигались по коридору, я успела представить и наручники, которые кадровик достает из ящика письменного стола, и плетку, и даже мини-гильотину, и кучу всяких других прибамбасов для пыток.
– Вы что себе позволяете? – зашипел «отдел кадров», плотно прикрыв от любопытных глаз и длинных ушей дверь своей пыточной камеры. – Выскочка! Дура набитая! Да мы таких в армии!..
– А мы не в армии!
– А жаль.
– А мне нет, потому что на гражданке про таких, как вы, анекдоты слагают. Про тупых, – я глупо хихикнула.
– Молчать! – кадровик, видимо, собрался выйти из себя, но потом передумал и задержался. Пару раз он клацнул ртом и продолжил уже более миролюбиво: – Вы, – он случайно, а может, и нарочно ткнул пальцем мне в грудь, – уволены.
Я медленно (странно, как раз этому нас на тренинге не учили) застегнула три верхние пуговки на блузке, показывая кадровику, что мне небезразличны его размахивания руками, что я конкретно к его рукоприкладываниям отношусь совсем не восторженно.
– Вот и славно. Я и сама хотела уволиться.
– Вы уволены по статье.
Этого следовало ожидать, но все равно стало горько и больно, к горлу подкатил комок спертого озона, я попыталась сглотнуть его, попыталась выдохнуть – безрезультатно. Кадровик заметил и оскалился. Однако воды не предложил. Мужчина, называется. Меня такая злость взяла, что от нее воздух через горло протолкнулся.
Он достал пухлую папку, взял верхний листок, потом водрузил на нос очки и начал декламировать бюрократическую лирику. Получалось у кадровика здорово, он читал с выражением, громко, членораздельно, чеканя каждое слово. И поза была классическая – с вытянутой правой рукой с текстом, загнутой за спину левой рукой и горделивой осанкой римского императора. Не иначе наш «отдел кадров» играл в армейском театре.
Я вслушалась в текст:
– Уволить согласно Трудовому кодексу Российской Федерации по статье №… – далее часть текста я растерянно пропустила. – Без права устройства на работу в пределах института и подведомственных ему организациях, а также у арендаторов, арендующих помещения в институте.
Кадровик закончил читать и теперь стоял с видом победителя, зыркая на меня так, чтобы сразу становилось ясно – кто здесь курица, а кто яйцо.
Я тоже молчала, задумчиво разглядывая яйцеобразную голову стоящего напротив мужчины. Я-то догадалась, что курица – это не он, как раз недавно книжку переводила одного известного автора. Он там так хорошо разъяснял про поведение в подобных ситуациях. Потому я переместила свой взгляд ниже, еще ниже, совсем ниже и остановилась где-то в районе коленок кадровика.