Охота на крылатого льва
Шрифт:
– Бейте! – заорал Франко. Ему уже было наплевать на возможных свидетелей, наплевать на полицию. Он хотел лишь одного: чтобы этот гад отключился и можно было свалить его в лодку и связать.
Они навалились на него втроем. Малыш Дэни, изогнувшись, наконец-то дотянулся до шприца.
– Коли!
Громила, прижатый к асфальту, вдруг извернулся, как кошка. Франко так и не понял, как ему это удалось. Но только русский вскочил – Красавчик слетел с него, как пушинка, – вырвал у Малыша шприц и зашвырнул с такой силой, что тот долетел
Сам Франко на несколько секунд перестал фиксировать происходящее. Он помнил, что мгновение назад выкручивал русскому запястье, сидя на нем верхом. А теперь каким-то образом оказался на другой стороне улицы, лежа на спине и ощущая, как в лопатки впивается что-то твердое.
Русский выпрямился и оглядел поле боя, потирая скулу. Затем наклонился, сгреб в охапку валяющегося у него под ногами Красавчика, взвалил на плечи и двинулся к каналу.
Вот тогда Франко действительно потерял связь с реальностью. Громила двигался с такой уверенностью, что на несколько мгновений бывший полицейский уверовал в его возможность ходить по воде. Казалось, русский вот-вот шагнет прямо с причала на мутную поверхность, пересечет улицу и скроется на другом берегу, унося с собой мальчишку, как пещерный тролль.
Громила остановился на краю причала. И швырнул брыкающегося Красавчика прямо в воду.
Раздался вопль и громкий всплеск. В отеле открылось окно на втором этаже, и старческий женский голос выразил надежду, что всем сукиным детям, орущим под ее окнами, пришел конец.
Русский деловито оглядел место драки. И к ужасу Франко, вместо того чтобы бежать, как сделал бы на его месте любой нормальный человек, двинулся обратно.
Бывший полицейский переглянулся с Дэни. Оба, не сговариваясь, вскочили и бросились наутек.
А вслед им по переулку разносилась пылкая брань разъяренной старухи, призывавшей на голову шумных мерзавцев все проклятия и кары небесные.
– Их было трое, – сказал Сергей Бабкин, намазывая распухшее запястье. Покрутил кистью и поморщился.
Илюшин сидел на тахте и задумчиво отщипывал от виноградной кисти по ягоде. Рафаэль то присаживался на стул, то суетливо вскакивал, отдавал заглядывавшим в комнату людям какие-то распоряжения на итальянском и снова садился. Похоже, все случившееся он воспринял как личную вину. Так гостеприимный хозяин страдает, что почетному гостю в его отсутствие оказали не слишком теплый прием.
– Разглядел их, Серега?
– Первый – не очень высокий лысый толстяк. Нос сбит набок. Похоже, бывший боксер. Дерется умело.
– Его работа? – Илюшин кивнул на покрасневшее запястье.
– Угу. И он у них за старшего. Парочка юнцов его слушалась во всем.
– А они как выглядели?
– Лет по двадцать с небольшим, похожи друг на друга. Высокие молодцы, курчавые, как бараны. Примет никаких нет. Ну, то есть прежде не было.
– Сильно ты их изукрасил? – усмехнулся Илюшин.
– Не
Рафаэль, бегавший кругами по комнате, вдруг замер.
– Как ты сказал, дорогой? Похожи друг на друга?
Бабкин пожал плечами:
– Да мне почти все итальянцы кажутся похожими. Смуглые, темноглазые! А что, есть какие-то идеи насчет этих двоих?
Грузин почесал нос.
– Проверить надо. Одна мыслишка имеется.
В приоткрытую дверь постучали. Внутрь заглянул низкий коренастый мужчина, медленно двигавший нижней челюстью, что-то спросил. Рафаэль раздраженно махнул рукой, и мужчина, поколебавшись, исчез.
– Рвтисавари, это кто? – поинтересовался Илюшин.
– Где? А, Паоло! Друг мой. Хороший человек! Вот только без жвачки обходиться не может, вечно жует и жует – чисто корова! Я его сто раз просил как человека: выплюнь ее! Нет, говорит, не могу, привык.
Илюшин задумчиво повертел в пальцах прозрачную виноградину, сдавил – по пальцам потек сок.
– И давно он у тебя?
– Года три. Я ему помог немножко, когда его дела совсем плохо пошли. У него мать из наших мест, так что, считай, он мне наполовину земляк.
– Этот наполовину земляк в Грузии-то хоть раз был?
– Нет, здесь вырос. – Тут наконец Рафаэль насторожился. – А что такое, Макар, дорогой?
Илюшин с Бабкиным переглянулись.
– Очень уж вовремя на меня напали, – вместо друга ответил Сергей. – Знали, куда я пойду, что буду один. Кто-то их предупредил.
Рафаэль вспыхнул:
– Хочешь сказать, среди моих людей крыса?!
– Крыса не крыса, а козел изрядный, – буркнул Бабкин, отложив мазь.
Рафаэль набрал воздуха, но тут Илюшин встал с тахты и подошел к нему.
– Рвтисавари, не сердись, пожалуйста. Никто, кроме тебя и твоих людей не знал, что мы здесь. А главное, не знал зачем.
– Муж знал! – воскликнул грузин. – Муж этой женщины, Маткевич! Почему его забыл?
– Муж сидит в Москве, – возразил Макар. – И понятия не имел, куда направляется Серега. Это кто-то из местных навел, понимаешь? А мы, как приехали, поселились у тебя и больше никуда не выходили и ни с кем не общались.
Их хозяин сник. Румянец на красных, как помидоры, щеках начал постепенно светлеть.
– Не сердись, – примирительно попросил Бабкин. – Не хотел тебя обидеть. Просто очень уж разозлился из-за этих… поганцев. У них шприц был, они его в меня дважды всадить пытались.
– «Живьем брать демонов!» – процитировал Илюшин.
Бабкин бросил на него взгляд, в котором недвусмысленно читалось, что напарник выбрал не самое удачное время для цитирования старых фильмов. Но не согласиться с Макаром по сути он не мог:
– Да, они бы меня куда-то отволокли, гады. У них там и лодка была приготовлена. Хотел я ее притопить малость, но побоялся. Порча имущества, мало ли…