Охота на Квака
Шрифт:
— Посмотрим как он выглядит?
— Конечно. Учти, это — искусственный. Будь поосторожнее. Запросто может выкинуть какую-нибудь штучку. Они такие, эти искусственные. Кто знает, может он напичкал свое тело всякими приспособлениями и теперь, только и ждет случая их применить?
— Тут ты загнул. Имей он возможность хоть что-то сделать, уж наверняка постарался-бы наладить отсюда ноги. Зачем ему было дожидаться нашего приезда?
— А если ему захотелось присоединить к своей коллекции трупов парочку мусорщиков?
Я удивился.
О какой коллекции трупов они говорят? Откуда она взялась?
— Тогда, может быть, для начала продырявим ему ногу или руку? Он будет знать что с нами шутки плохи, а мы будем уверены что он станет вести себя вполне лояльно. Когда приедем в управление, скажем что он оказал сопротивление, вот и пришлось его стреножить. Глядишь, еще получим премию за задержание особо опасного преступника.
— А если у него где-то там вмонтирован записывающий аппарат? Такое уже бывало. До суда он будет вести себя паинькой, а потом, в нужный момент покажет судье запись. И все! Его отпустят, а нами займутся всерьез. Нет, раз он искусственный, давай все делать как положено, по закону.
— Ну хорошо, по-закону, так по-закону.
Меня перевернули на спину и наскоро провели надо мной обряд задержания. Ничего особенного в нем не было. Все тот же старый, по-моему почти не изменившийся за последнюю сотню лет, текст в котором упоминается о правах, о каком-то звонке, каком-то адвокате, и прочая лабуда.
— Уф, кажется все, — сказал Ганелон.
Теперь, по крайней мере я их видел. Ганелон был под стать своему голосу. Этакая видеофонная будка, одетая в мундир, увешанная словно новогодняя елка инструментами с помощью которых можно кого угодно, за очень короткое время сделать инвалидом.
Второй был помельче. Недостаток массы в нем компенсировался жутко подлым видом. Работа коммивояжера способствует некоторому знанию человеческой натуры. Так вот, если я хоть что-то понимаю в людях, то этот тип был вполне способен, после службы, ради развлечения, выходить на ночные улицы и вспарывать животы жрицам любви.
Кроме этого, я смог, скосив глаза, оглядеться. Да, все верно, труп громилы лежал неподалеку, а в руке у меня был зажат нож, которым его прирезали. Но главный сюрприз был в другом. Неподалеку от трупа любителя орудовать обрезком стальной трубы, лежало еще чье-то тело. Судя по одежде, это было женщина. Наверняка ее прирезали тем самым ножом что и громилу, и к тому же она, готов в этом поклясться, молодая и красивая.
Почему-то, тех кто убивает молодых и красивых ненавидят больше чем тех, кто режет всех подряд. И наверняка, тот кто спланировал сценарий моей передачи в руки мусорщиков, должен был этот фактор учесть.
О-ля-ля!
Кажется, я влип по-настоящему. Если труп громилы еще возможно как-то объяснить самообороной, то вот смерть молодой, хорошенькой женщины, тянет меня на дно лучше привязанного к ногам мельничного жернова.
Все, приехали. Теперь, что бы я не говорил, как бы не пытался доказать свою невиновность, мне никто не поверит. Все мои объяснения сочтут бредом свихнувшейся бродячей программы. А это означает скорый суд, и такое скорое наказание. Какое именно? Можно поставить сотню инфобабок против старой зубочистки, что после того как меня доставят в управление, не пройдет и получаса как меня самым тривиальным
Между тем, Ганелон вытащил из авиетки кое-какое оборудование и принялся снимать место преступления. Минут через пять, покончив со съемкой, он взял злополучный нож за лезвие, и сунул его в пластиковый пакет. Уложив оборудование и пакет с оружием убийства в авиетку, он выбрался из нее и подошел к напарнику.
Тот одобрительно хрюкнул и сказал:
— Ну вот, а теперь пришла пора надеть на него наручники.
— И это Мордни, уже твоя работа, — промолвил Ганелон. — А для меня наступила пора перевести дух, от праведных трудов.
Обдумав сказанное напарником, Мордни криво ухмыльнулся и сказал:
— Ошибаешься. Тебе придется сделать и это. Учти, я старший, а стало быть моя обязанность — командовать и наблюдать.
— Ты твердо это решил?
— Твердее не бывает.
— Хорошо же…
По-моему в голосе Ганелона послышался намек на угрозу. У меня появилась слабая надежда. Если сейчас стражи порядка начнут выяснять отношения…
— Предупреждаю, если попытаешься выкинуть ту штуку, что позволил себе на прошлой неделе, сломаю тебе руку.
— И останешься без напарника.
— Ну, такого как ты найти нетрудно. Под любым забором десяток.
— Такого как я найти нелегко. Интересно, как ты с каким-нибудь из этих подзаборников будешь проворачивать делишки, благодаря которым имеешь неплохой побочный доход? Спорим, любой из этих идиотов первым же делом попытается тебя кинуть? Если ему это не удастся, тебе снова придется искать себе напарника, а если удастся, то ты лишишься некоторого количества денег.
Мордни задумался.
Я удивился еще раз.
На моих глазах погибло мое давнее умозаключение, согласно которому такие люди на подобное не способны.
— Ладно, черт с тобой, — проворчал Мордни, снимая с пояса наручники. Только, учти, если он надумает брыкаться, я вычту из твоей доли десять процентов.
— Спорим, у тебя этот фокус не пройдет?
Мордни быстро обыскал меня, и извлек на свет божий пистолет и нож. Спрятав их, он защелкнул наручники на своей и моей руке, потом рывком поднял меня, да так, словно я почти ничего не весил, и понес к авиетке. По дороге, он не отказал себе в удовольствии, сообщить напарнику каким образом тот появился на свет. О более причудливом методе создания младенцев я не слышал за всю свою жизнь. Ганелон не остался в долгу и снизошел до неких предположений, в основном касавшихся близких родственников Мордни. Любые две фразы взятые из его монолога наугад, могли послужить, для какого-нибудь жителя гор, будь они ему сказаны, основанием для кровной мести на протяжении пяти — шести последующих поколений.
Впрочем, чувствовалось что мусорщики ругаются лишь для проформы. Вся эта ругань для них была не более чем своего рода гимнастика. Интересно, какие перлы они могут выдать, когда наступит момент палить из орудий главного калибра?
Мордни открыл дверцу авиетки, перехватил меня поудобнее, словно узел грязного белья и залез на заднее сиденье. Ганелон, соответственно, устроился за рулем. Подогнав авиетку поближе к трупам, он вылез, погрузил мертвые тела в багажник, и снова уселся на свое место.