Охота на лис
Шрифт:
На обычном месте Лиса не было, и сердце мальчика снова сжалось от страха. При всех недостатках отца только он способен прогнать полицейских. И что теперь делать? Куда пойти? Он начинал по-настоящему замерзать, прекрасно понимая, что долго на улице оставаться не сможет. Вулфи вспомнил о старике, о его улыбчивом лице, об обещании, что дверь его дома будет всегда открыта, о величине Особняка и подумал, что в нем очень легко спрятаться. Собственно, идти ему было больше некуда. Вулфи проскользнул под заборчиком у канавы и вылез с противоположной стороны на лужайке у Особняка.
То, что здание погружено в полную темноту, Вулфи
Каково же было его потрясение, когда на расстоянии примерно пятидесяти футов от террасы он заметил в лунном свете, пробившемся сквозь разрыв в тучах, что отблески исходят от фонарика, который держит в руках какой-то человек. Вулфи сумел различить бледный овал лица. Дрожа, мальчик присел за ближайшим деревом. Он знал, что это не Лис. Лиса он в любой ситуации безошибочно отличил бы по очертаниям куртки. Может быть, они послали туда полицейского, чтобы он поймал Вулфи?
Холодная сырость земли проникла сквозь тонкую одежду мальчика, и им начала овладевать страшная сонливость. Если он сейчас уснет, то скорее всего больше никогда не проснется. Такая перспектива не испугала Вулфи, даже показалась ему вполне привлекательной. Наверное, так лучше, чем испытывать постоянный непроходящий страх. Он продолжал верить, что если мать не ушла, то как-нибудь она его спасет. Но она все-таки ушла, и недавно прорезавшийся у него в душе тонкий циничный голосок даже объяснял ему почему. Потому что она больше любила себя и Каба, чем его. Вулфи опустил голову на колени, и поток горячих слез заструился по замерзшим щекам.
— Кто здесь?
Мальчик узнал голос Нэнси и расслышал в нем страх, однако не ответил. Как и она, он затаил дыхание и стал ждать. Напряженная тишина растянулась до бесконечности. Наконец нервное любопытство заставило Вулфи выглянуть, чтобы убедиться, там ли она. Он лег на живот, заглянул за дерево и на сей раз увидел отца.
Лис стоял слева от Нэнси на расстоянии нескольких ярдов, голова его была слегка наклонена, чтобы лунный свет не падал на лицо. Но силуэт куртки с капюшоном на фоне каменной стены Особняка Вулфи не спутал бы ни с чьим другим. Все трое были абсолютно неподвижны, единственное, что двигалось, был луч от фонарика в руках Нэнси, перемещавшийся из стороны в сторону. Своей нечеловеческой способностью чуять и понимать страх в себе и в окружающих Вулфи почувствовал, что Нэнси знает о присутствии Лиса, но не видит его. Всякий раз, когда луч фонарика устремлялся в сторону Лиса, он освещал куст перед домом, но не тень за ним.
Вулфи пристально всматривался в отца, стараясь разглядеть, держит ли он в руке бритву. Скорее всего все-таки нет. Он видел только черную тень длинной куртки с капюшоном. Блеска бритвы не было заметно, и мальчик немного расслабился. Даже если бритва у Лиса в кармане, она не так опасна, как когда он держит ее в руке. Он особенно не углублялся в размышления относительно того, зачем его отцу выслеживать Нэнси, полагая, что причина, наверное, кроется в ее визите к ним в лагерь. Никто не может
Вулфи уловил шуршание шин по гравию и словно почувствовал радость Нэнси, когда та опустила фонарик, осветив плиты у себя под ногами. Не следовало ей этого делать, подумал мальчик, ведь единственный путь Лиса к задней части дома лежал мимо Нэнси. Охваченный паникой, он перевел взгляд на отца и с ужасом увидел, как Лис медленно вытаскивает руку из кармана.
Монро остановил автомобиль рядом с машиной Нэнси, вышел, оставив мотор включенным, подошел к «дискавери» и заглянул внутрь. Водительская дверца была не заперта, он уселся на сиденье и поднял с пола холщовую сумку. Просматривая содержимое сумки, сержант набирал номер на мобильном.
— Я обнаружил автомобиль, — произнес он. — Никаких признаков владельца, но здесь бумажник и кредитная карточка на имя Нэнси Смит. Ключи на месте, хотя, как мне кажется, мотор выключен достаточно давно. В машине довольно холодно. — Он выглянул в окно. — Эта сторона дома не освещена… Нет-нет, извините, полковник, судя по всему, сидит в комнате, выходящей на террасу. — Он нахмурился. — Нет дома? Кто сказал? Адвокат? — Монро еще больше нахмурился. — Немного странновато. Откуда адвокату известно, что женщина в опасности, если сам он на пути в Бовингтон? А кто она, кстати? Откуда такая паника? — Ответ потряс сержанта. — Внучка полковника? О Господи! — Услышав звук подъезжающей машины, он бросил взгляд на дорожку. — Нет, дружище. Я не понимаю, что происходит…
— Вы не должны были говорить им, кто такая Нэнси, — возмущенно сказал полковник. — Неужели вы ничего не соображаете? Ведь это завтра будет во всех газетах.
Марк не обратил на его замечание никакого внимания.
— Лео назвал ее «дитя любви Лиззи», — вспомнил он, доводя скорость до девяноста миль в час. — Он всегда ее так называет? Для него было бы более характерно что-то вроде «ублюдок Лиззи».
Джеймс закрыл глаза. На предельной скорости они приближались к повороту рядом с Шенстедской фермой.
— Он никак ее не называет. Мы никогда ее с ним не обсуждали. Мне бы хотелось, чтобы вы более внимательно вели машину.
И снова Марк не обратил никакого внимания на его слова.
— Чья это была идея?
— Ничья, — раздраженно ответил Джеймс. — Тогда отказ от ребенка воспринимался почти как аборт… А знаете ли, об абортах редко беседуют за обеденным столом.
— А мне казалось, у вас с Алисой была даже ссора по упомянутому поводу.
— Тем больше оснований не особенно распространяться по данному поводу. Ребенка отдали приемным родителям, и уже ничего невозможно было изменить, что бы я ни говорил и ни делал. — Машина задела крылом живую изгородь, и полковник уперся руками в приборный щиток.
— Почему вы так переживали?
— Потому что я бы даже собаку не отдал совершенно незнакомому человеку, Марк. А тут речь шла о ребенке. Ведь, как бы то ни было, она принадлежала к семье Локайер-Фокс. Мы несли за нее ответственность. Вы слишком быстро едете.
— Прекратите ныть! Почему Алиса все-таки отдала ее?
Джеймс тяжело вздохнул:
— Потому что просто не знала, как поступить. Она прекрасно понимала, что Элизабет не будет заботиться о ребенке, даже если ее заставят признать его. А за своего Алиса, конечно, выдать его не могла.