Охота на мачо

Макеев Алексей Викторович

– Какое состояние?

– Обмен положительной энергетикой. Будто в тебя вливается ощущение счастья, радости, безграничное пространство Вселенной во всей ее первозданной красоте. У меня даже немного кружится голова. – Он опять засмеялся, легко и непринужденно. – И я знаю, что это не от вина.

– А от чего же?

– От тебя. Я опьянен тобой. Ирочка…

Последовала профессионально выдержанная пауза, имитация нехватки дыхания от переполнявших его чувств. Сколько раз он уже проделывал это прежде. Сто? А может быть, тысячу?.. Конечно, он не шел по шаблонному пути. Обстоятельства и слова всегда были разными, как и затрагиваемые им темы. Но их объединяло

одно. То, как он говорил это. Отточенные, доведенные до совершенства взгляды, движения…

– Я должен сказать тебе кое-что еще…

– Что?

Вот оно! То ощущение, когда наживка уже заглочена и остается только подсекать…

Нет, это было не совсем точное сравнение. Он не любил рыбалку и презирал тех, кто находил в ней отраду. Куда больше его прельщала охота. Когда ты идешь по густому, наполненному целой гаммой ароматов лесу. В руках у тебя прохладное древко ружья. Палец спокойно, но в то же время в постоянной готовности возлежит на спусковом крючке…

Или хоккей! Он частенько сравнивал отношения с женщинами с хоккеем. Какая точная аналогия. Прорываешься в зону, обыгрываешь защиту. Легкая перепасовка с левым крайним, и вот ты уже выходишь один на один… Ложный выпад, голкипер на льду… Осталась такая мелочь. Просто подсекаешь шайбу и небрежно швыряешь ее в левый верхний угол.

– Я думал, что мое сердце давно уже умерло. – Прожигающий насквозь взгляд упирается ей в переносицу. На этот раз не в глаза, а именно в переносицу. Собеседница деморализована. Она подсознательно пытается уловить, куда направлен твой взгляд, ищет его, но не находит. – Тот человек, о котором я упомянул… Это была девушка. Уникальная, замечательная, прекрасная девушка. Такая же замечательная, как и ты. И…

– Что?.. – Она опять не выдерживает.

– Я потерял ее. Шесть лет назад. Да, уже почти шесть лет.

– Она ушла?

– Ушла. Навсегда. Она умерла.

Ирина испуганно отшатнулась, ее рука машинально взметнулась вверх с намерением прикрыть рот ладошкой. Он с затаенным интересом наблюдал за тем, как на ее лице одно чувство сменяется другим. Наконец в ее глазах обозначилась жалость, смешанная с симпатией.

– Мне очень жаль, – тихо молвила Ирина.

– Мне тоже. Вместе с ней тогда умер я сам. Замкнулся в себе. Ушел в вакуум. Я просто существовал по инерции… И вдруг я вижу тебя. – Его зрачки блеснули, и он знал, что она не могла не уловить этот блеск. – Это как луч, прорезавший мое темное безрадостное существование. Я наполняюсь положительной энергетикой, она растекается по моему телу, и я чувствую…

Последний, кульминационный момент. Подсечка шайбы и бросок. Нажатие на курок и выстрел. Его сознание ликовало. Он почти физически ощущал прикосновение к ее сердцу. Он мог бы в этот момент точно предсказать ритм ее пульса.

– Я снова чувствую себя… И любовь, вихрем ворвавшуюся в мою душу, в мое сердце. Этот ураган сметает сейчас все на своем пути. Превращает в пыль глыбы льда, которые шесть лет воздвигались с таким усердием. Как это было глупо!

– Что было глупо? – Ирина сглотнула набежавший в горло от волнения предательский ком.

– Все, – ответил он, и его бесконечно блуждающие тонкие, как у пианиста, пальцы сомкнулись наконец на ножке пузатого фужера. – Все мое прошлое. С этим нужно кончать. Я знаю это… У меня есть тост, Ира!

Он будто бы неосознанно перескакивал с одной мысли на другую, создавая у нее впечатление, что они сейчас целым роем носятся у него в голове и ему неимоверно трудно выхватить из этого общего хаоса нечто стоящее.

Еще один испытанный прием. Обрывки недосказанных фраз выстреливают точнее, чем целые витиеватые предложения. Но тоже не всегда. Возможно, интуиция вела его к тому, как следует строить предложения при тех или иных обстоятельствах. Сказывался и многолетний опыт, приобретенный на столь непростом, но удивительно приятном поле деятельности.

– Какой тост?

– Прости за банальность. – Его глаза сошлись в едва заметном прищуре. В уголках обозначились коротенькие и острые лучики морщин. Он подался влево, и свеча отбросила тень на его лицо. Он знал, что в таком положении его черты становились более яркими, броскими, насыщенными. – Но мне хотелось бы выпить за тебя. За прекрасную, неподражаемую женщину, способную изменить мировоззрение простого смертного, разрушить былые приоритеты. За твое совершенство! – Он поднял фужер с вином. – И за мою мечту!

– За какую мечту?

В душе у Ирины творилось самое настоящее светопреставление. Она плыла по волнам любви, слегка покачиваясь по мере движения, взрывалась, таяла и вновь обретала под ногами твердую почву.

– Каждый мечтает столкнуться в своей жизни с совершенством, – без тени улыбки заявил он и пригубил глоток вина.

Ира последовала его примеру.

– Тем более человек моей профессии…

Девушка удивленно вскинула брови. Странно, но она до сих пор не успела поинтересоваться, чем он занимается. Какая у него профессия? Невысказанный вопрос застыл на устах. У столика появилась официантка.

Глава 2

– Гордеева Ирина Владимировна, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения. – Крячко недовольно поморщился и протянул Гурову через стол снимок молодой симпатичной особы с рассыпчатыми каштановыми волосами. На фото девушка открыто улыбалась, и в ее карих глазах метались озорные бесенята. – Совсем еще юная. Двадцать три года. Впрочем, почти такой же возраст мы наблюдали…

– …и у всех предыдущих девушек, – закончил за товарища сыщик. Фотография легла перед ним на поверхность рабочего стола, и Гуров сосредоточенно вгляделся в неподвижно зафиксированное камерой лицо. – Это уже четвертое заявление о без вести пропавшей за последний месяц. Разброс в возрасте пропавших составляет два-три года. Первой девушке был двадцать один, второй – двадцать шесть лет, третий – двадцать три. И вот теперь еще одна. Ей двадцать три года.

Слева от Гурова лежали две серые папки, по краю которых он демонстративно постучал остро оточенным кончиком карандаша.

– Значит, полагаешь, эта история из той же серии? – Крячко откинулся на спинку стула.

История с тремя пропавшими девушками, к которым сегодня, судя по всему, добавилась еще и четвертая, висела над ними, как дамоклов меч, уже несколько недель. Упомянув месяц, Гуров явно поскромничал. Речь шла о пяти неделях. Крячко помнил это совершенно точно. Трех исчезновений оказалось достаточно для того, чтобы город заговорил об этом. Газеты на все лады пустились вещать о новом серийном маньяке, поселившемся где-то в центре столицы. И кто запустил подобную утку? Впрочем, известно кто… Лично он, полковник Крячко, пока не видел никаких поводов для паники. Исчезновение молоденьких девушек – далеко не редкость, и в семидесяти процентах из ста эти вольнодумные барышни возвращались под родительский кров по истечении того же месяца. Нагуляются, оторвутся, как у них принято выражаться, по полной программе, и делу конец. Здравствуй, мама! Здравствуй, папа!