Охота на мачо

Макеев Алексей Викторович

– Не могу припомнить никого похожего, – признался он, и в его голосе вроде бы как скользнули виноватые нотки. – Я могу оставить фоторобот себе? Возможно, я вспомню и…

– Разумеется, Владимир Григорьевич. А что вы можете сказать мне насчет личной жизни Светланы? Насколько я знаю, – теперь пришла очередь Гурова не щадить своего собеседника, – она была у вашей дочери, мягко говоря, беспорядочной…

Сидько вспыхнул и сильнее обычного дернул мочку левого уха, которая и так уже изрядно покраснела.

– Что значит беспорядочной?! Подбирайте слова и выражения, когда вы говорите о…

– Не стоит так заводиться, –

осадил его Гуров, буквально вонзая пристальный взор в переносицу Владимира. – Мы оба отлично знаем, о чем идет речь. Кавалеры у Светланы сменялись с такой быстротой, что, кажется, даже вы не в состоянии были уследить за этим процессом. Я не прав? Думаю, что прав. И вы это признаете. Но меня интересуют последние дни перед исчезновением Светланы. Вы заметили что-нибудь необычное? Какие-нибудь изменения?

Реакция Сидько слегка обескуражила Гурова. Сначала он насупился и, казалось, погрузился в некую раковину, из которой человека уже сложновато бывает выковырять. Но затем плечи журналиста осели, он весь как-то ссутулился, и глаза подернулись мутной поволокой. Полковник даже подумал, а не кажется ли ему это. Не разыгралось ли у него воображение? Но последующие слова и действия Сидько показали ему, что тот и в самом деле подавлен.

– Вы курите, полковник? – вроде бы не к месту поинтересовался Владимир.

– Курю.

Сидько кивнул:

– Пойдемте покурим.

Он выбрался из-за стола и направился к выходу. Гурову ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Вдвоем они покинули кабинет, и журналист привел оперативника в конец коридора, где в ряд стояли три ветхих стула и покосившийся журнальный столик с большой, вместительной пепельницей по центру. Сидько угостил Гурова сигаретой, и мужчины закурили. Молчание журналиста длилось еще какое-то время, пока он нервно перекатывал в пальцах сигарету, затем подносил к губам, затягивался, шумно выпускал дым. Гуров спокойно ждал.

– Я был не очень хорошим отцом. – Признание далось Сидько с огромным трудом. Гуров машинально подумал о том, что, возможно, он первый человек, с которым Владимир разговаривает так искренне. – Впрочем, я даже сейчас лгу. Смягчаю слова. Я был плохим отцом, полковник. Очень плохим. И вот я за это наказан.

– Сейчас не время заниматься самобичеванием, – поморщился Гуров.

– Я хочу, чтобы вы поняли. – Сидько энергично ткнул сигарету в пепельницу и тут же потянулся в карман за новой. – Света практически во всем напоминала мне свою мать. Мою бывшую жену Лену. Вертихвостка! В один прекрасный день она просто объявила мне, что уходит. Что за мной нет будущего. Я – жалок и бесперспективен. Я догадывался, что она изменяла мне… Но вот так открыто сказать… И она ушла, бросив меня и ребенка. Я погрузился в работу. На Светку не хватало времени. Я думал, что если буду много работать, то добьюсь чего-нибудь… Докажу ей, что она ошиблась, считая меня… Впрочем, все это не важно, – он помотал головой, пытаясь сосредоточиться на том основном, что собирался поведать Гурову. – Света становилась такой же, и это раздражало меня еще больше.

– Я понимаю, – подбодрил собеседника полковник, заметив, что тот замолчал и пауза становится слишком затянутой.

– Я ничего не знаю о своей дочери. Ничего. Она редко появлялась дома, да и я… Я тоже, если честно, не шибко стремился туда. Мы с ней фактически не виделись. У каждого

был свой мир. Я видел пару раз некоторых из тех парней, с кем она проводила время, но никогда не вникал, кто они, откуда, что собой представляют… Мне было все равно. Был ли у Светы кто-то, кого она любила? Черт его знает! И этот парень, – Сидько хлопнул себя ладонью по заднему карману брюк, где скрылся дарованный ему Гуровым фоторобот, – может, он и был в ее окружении, а может, и нет. Я сам виноват в том, что случилось. Только я сам… Но я очень хочу, чтобы она вернулась! Понимаете? Очень! Я готов отдать за это все!

Гурову нечего было ответить на эту пламенную тираду. Сидько был почти на грани истерики, и оперативник понимал, что ничего путного он от него не добьется. Ни сейчас, ни потом. Но поймал себя и на мысли, что ему вовсе не жаль Владимира Сидько.

Глава 9

– «Арсенальное» есть?

– Да.

– Налейте.

– Что-нибудь еще?

– Пока нет.

Взяв пива, он прошел к самому дальнему столику, до которого практически не доставал свет подвешенной к потолку лампы, окаймленной пестрым абажуром. Обычная, ничем не примечательная забегаловка. Таких в столице тысячи, и их не очень жаловали вниманием посетители. Сейчас, кроме него, в полутемном, затхлом и прокуренном помещении сидели всего два ханурика. Судя по всему, они и познакомились здесь же, нашли взаимопонимание на почве общих интересов.

Охотник неторопливо пригубил пиво и чуть заметно поморщился. «Арсенальное» здесь тоже было далеко не на самом высоком уровне. Но выбирать ему не приходилось. Должен же он был хоть что-то заказать.

Взгляд его скользнул за окно. Ночь решительно вошла в свои законные права, погрузив отдаленные, не освещенные уличными фонарями уголки столицы в непроглядный мрак. По узкой дорожке с односторонним движением прокатился одинокий автомобиль, выхватывая пространство перед собой косыми скрещивающимися лучами фар. И снова темнота.

Он достал сигареты и закурил. Когда-то он любил Москву. Любил ее целиком, не делая исключения даже для таких захолустных, богом забытых уголков. Да что там Москва! Лет десять назад вся жизнь виделась ему в исключительно розовых тонах. Мальчишка! Сопляк! И в то же время студент престижного вуза. Факультет экономики и международных отношений. Кем он мечтал стать? Послом Великобритании? Сейчас он уже не помнил подробностей согревавших его душу иллюзий. Но, наверное, таковыми они и были. Или почти таковыми.

Хотя… Тогда рядом с ним была Вероника! Вот кто заставлял его жить и стремиться к чему-то! Мысленно отрываясь от нынешней суровой реальности и погружаясь в то самое прошлое, он помнил, что все было тогда только ради нее. Он с улыбкой вспоминал тот факт, что и побрился первый раз, думая о ней. Как она отреагирует на то, что он уже бреется. Конечно, это было не в институте, а гораздо раньше. Тогда он и познакомился с ней на теннисном корте. Теннис! Он никогда не хотел им заниматься. Куда больше прельщал хоккей, спорт, которому он готов был поклоняться. Вот где, возможно, он мог бы добиться успеха. Но отец настоял на теннисе. Зачем это ему нужно было? Чего он хотел добиться, отправляя сына учиться игре в большой теннис? Это до сих пор оставалось для него загадкой. Вопросом. Ответ на который уже не отыщется.