Охота на маршала
Шрифт:
– Странно, майор, странно. Сидишь, куришь, не возмущаешься. Не кричишь, что ни в чем не виноват. Товарищем Сталиным не грозишь. Кстати, не хочешь на его имя жалобу в Кремль написать? У меня почти каждый с этого начинает.
Ну вот, подполковник словно прочитал его думы и разгадал намерения.
– Я пока не услышал, за что арестован, товарищ подполковник.
– А сам не понимаешь?
– Нет. Банда уничтожена. Трофеи, правда, тоже. Сам видел. Да и вы видели все… Вернуть не удалось, признаю. Это – вина? Меня расстреляют?
– Обиделся, – хмыкнул Коваль. –
– Это еще почему?
– Если ты ничего не можешь объяснить, и я в это поверю, с дорогой душой отпущу. Лично извинюсь, поедем к тебе, жена на стол соберет. Коньяк раздобуду, Аникеева третьим возьмем. Помиримся, дружбу сведем, вместе посмеемся. Годится?
– Может быть, – осторожно ответил Дмитрий, все еще не угадывая, куда клонит подполковник.
– Тогда давай сначала, лады?
– Лады.
– Кто бандитов вчера ночью положил?
Гонта ожидал такого вопроса. Его бы задали ему независимо от того, был бы он арестован или докладывал бы о произошедших событиях. Потому ответил мгновенно:
– Не знаю.
– Чего не знаешь, майор? Криминогенной обстановки в районе? Хреновый из тебя тогда начальник милиции.
– Писать рапорт? По служебному несоответствию? Могу.
– Успеешь еще написать. И не только рапорт. Даже так: рапортом своим подотрешься. Чистосердечное признание облегчает участь. Не расстреляют, на лесоповал поедешь. Устраивает?
– Пока я не понимаю, за что арестован, товарищ подполковник. – Гонта снова смотрел собеседнику прямо в глаза. – Вагоны с военными трофеями советских офицеров ограбила банда Григория Ржавского. За ней уже давно гоняюсь не только я, у себя в Бахмаче, – группа известна всей округе. Сам Ржавский и его пособники – не обычные уголовники. Это дезертиры, мародеры, предатели, одним словом – военные преступники. Относительно которых есть специальное указание: если окажут сопротивление при обнаружении и попытке задержания – живыми можно не брать.
– Казенные речи толкаешь, майор.
– Ничего я не толкаю! – Дмитрий начал заводиться. – Рапортую, если уж на то пошло!
– Рапортуй. Только тон ниже.
– Слушаюсь.
Со стороны могло показаться – Гонта немного кривляется. Так оно и было, пусть даже офицеру не подобает вести себя так, особенно в разговоре со старшим по званию. Но для Дмитрия такое поведение стало чуть ли не единственным способом хоть как-то защитить себя. Глобально Гонта понимал: ему отсюда не выйти. Он прекрасно знал, чего ждать от МГБ. Отпускали не часто, органы советской государственной безопасности редко ошибаются. Но сейчас он ощущал себя не просто работником милиции – вернулся военный. Здесь – передовая, нужно прокачать и оценить неприятеля. А для того наука тактика не предусматривает ничего иного, кроме попытки вскрыть оборону противника.
В ситуации Дмитрия Гонты это означало выяснить причину ареста. И чего добивается Коваль. Тот же говорить не спешил, и майору ничего не оставалось, кроме как повторить:
– Слушаюсь, товарищ подполковник. Есть на полтона тише. Виноват. Не пойму,
– Продолжай, продолжай. – Закурив снова, Коваль подтолкнул собеседнику пачку папирос. – Интересно рассказывал, правильно все, по делу. Давай дальше, майор.
Гонта закурил, используя короткую паузу, чтобы ровнее выстроить ход мыслей.
– Вчера вечером я получил полную информацию о том, где скрывается банда Ржавого. Письменное признание пособника бандитов у меня в сейфе, в папке, под замком. Выполняя инструкции, я тут же доложил об этом вам, лично. И ничего не предпринимал своими силами, ожидая вас. Я буквально понял поставленную задачу, так же четко довел ее до своих подчиненных. Может, ошибкой стало то, что я не приказал хотя бы проверить сведения уголовника Кривого? Возможно, следовало оставить милиционеров в засаде по периметру усадьбы, дожидаясь подкрепления из Чернигова? Но распоряжений от вас на этот счет я не получал. Или что-то пропустил?
– Ничего ты не пропустил, майор, – легко согласился Коваль. – Действовал точно по инструкции. Бандиты были на месте, украденные трофеи – тоже. Не обдурил тебя твой уголовник. Вопрос, как ты понимаешь, в другом. И мы к нему возвращаемся. Кто положил там, на месте, людей Ржавого? Не дилетанты орудовали, не случайные люди. Конкуренты, другая банда?
– Не исключено. – Гонта ответил сдержанно.
– Вот снова кругами ходим. Раз ты, начальник милиции, не представляешь, чьих рук это дело может быть, то, выходит, неважнецки работаешь.
– Готов написать рапорт.
– Опять за рыбу гроши! До фонаря мне твои рапорта! Зачистили банду Ржавого аккурат перед нашим появлением. Конкурентов ты не исключаешь. Территорию они делят, сферы влияния, так? Я, майор, знаком с оперативной обстановочкой! Ни один залетный, пришлый, ни черта не сможет Ржавому предъявить! Сказать почему, или сам докумекаешь?
– Нечего тут кумекать особо. Ржавский здесь давно пасется. При любых раскладах его территория, – признал Гонта.
– О! Значит, либо ты не в курсах, что в округе объявилась новая, хорошо вооруженная и крепко подготовленная преступная группа, – либо знаешь, но по каким-то причинам молчишь.
Глаза Дмитрия сузились. Он напрягся.
– Вы мне сейчас шьете пособничество уголовникам или даже врагам народа, так надо понимать?
– Понимай, как хочешь, – отрезал Коваль. – Только для тебя ситуация со всех сторон плохая, майор. Соображаешь, почему? Поясню.
Отодвинув стул и поднявшись, подполковник прошелся по кабинету, смерив его неширокими шагами из конца в конец. Постоял немного у окна, обернулся, зашел к сидящему сбоку, примостил зад на краешек стола.
– Допустим, забрела в твои края стая, о которой доблестная милиция пока ничего не успела разузнать. Бывает, война кончилась, первую мирную зиму как-то пережили. Не только четвероногие звери оголодали. Двуногим тоже кушать хотца. Я даже готов поверить в случайные совпадения: мол, надумали одни бандиты у других отбить жирную добычу. Смысл было сжигать трофеи к чертовой матери?