Охота на монстра

Романов Виталий Евгеньевич

–  Тогда… тогда, быть может… ты не оставишь меня в беде? Ради нее? Ради нее! Ведь мы так похожи…

–  Внешне… - угрюмо бросил Андрей, делая шаг назад, хотя это было очень непросто.
– Внешне вы похожи… да…

–  Андрей! Погоди! Ее можно воскресить! Хочешь, называй меня Кристиной, я согласна! Хочешь, стану ею, верну то, что ты потерял? Я смогу! Я сумею! Расскажи, как целовала она тебя? Как ласкала? Расскажи, что она делала, что тебе нравилось?

Славцев попятился. Ему стало очень неловко от происходящего. Конечно, Йоханссон помнила

про видеокамеры, которые фиксировали каждое произнесенное слово, каждый жест собеседников. Помнила, но не могла упустить последний шанс спастись, готова была даже на унижение, лишь бы выбраться из тюрьмы. Теперь, после смерти Майка и фиаско адвоката, ей оставалось надеяться только на Славцева.

–  Андрюша!!! Я смогу любить, как любила она!

Лицо капитана исказила гримаса боли. Он прикрыл глаза ладонью - просто не хотел, чтоб его личное, сокровенное, становилось достоянием безжалостных видеокамер.

…В памяти возникло лицо Кристины - тогда, в траншее, за несколько часов до решающей атаки. «Не любишь», - горько, обреченно выдохнула Крис. И обида, детская обида заплескалась в ее глазах… А он не успел сказать, что это не так.

Почему боги изобретают для людей такие трагические тропки судеб? Почему?

Тонкая струйка сухой земли еще змеилась с бруствера, а под ногами у Андрея и Кристины уже лежал кусок черного металла, готовый вспыхнуть сверхновой звездой. У обоих оставалась всего-то секунда-другая или даже меньше, чтобы сказать друг другу самое главное.

Кристина успела, а Славцев нет. Он, боевой офицер, проиграл девчонке. Значит, права - Андрей не любил так, как любила она. Не готов был в доли секунды принять решение, единственно верное. Пожертвовать собой ради того, чтобы любимая осталась жить.

Да, он тоже скупой, он не любил так, как Крис. Бесполезно спорить с ней, доказывать обратное, даже в памяти. Даже зная, что в призрачных снах она снова и снова будет верить его словам. И прощать, все прощать.

…Он отнял ладонь от лица, выпрямился, но не сумел стряхнуть с плеч чудовищный груз. Против него стояла девушка, как две капли воды похожая на Крис.

Что? Что сказала эта ? «Ее можно вернуть. Я смогу любить, как любила она…»

Нет.

–  Нет, - отрицательно помотал головой Славцев.
– Так, как любила Кристина, ты никогда не сможешь. Тебе это просто не дано. Ты даже не понимаешь, как…

Он запнулся, не закончил мысль. Развернулся и пошел к выходу из комнаты свиданий.

–  Андрей!!!
– сигнализация за спиной коротко пискнула, предупреждая Йоханссон, что не следует приближаться к линии воздушного экрана, тем более переступать ее.
– Андрей! Стой!!! Ты не можешь оставить меня! Не можешь бросить вот так!!!

Капитан Славцев остановился возле двери, обернулся, посмотрел на Памелу, лицо которой теперь исказило отчаяние.

–  Наверное, я мог бы уговорить товарищей дать другие показания… - медленно сказал он.
– Сам бы выгородил тебя…

Нанял лучшего адвоката, даже нескольких…

–  Да! Да! Да!
– в глазах Памелы загорелась надежда.

–  Но, сделав так, как ты просишь, я предал бы Николая Атаманова. У него остались двое детей. Как быть с этим, Памела? Знаешь, меня всю жизнь учили: за своих надо бороться до конца, до последнего вздоха. А вот предавать меня не учили, нет. Так что удачи тебе, Йоханссон! Там, за решеткой, иногда вспоминай Николая. И его детишек тоже, они ведь теперь вырастут без отца. Вспоминай их, Памела! У тебя будет много времени, чтобы подумать обо всем. Подумать и раскаяться. Удачи тебе в новой жизни!

Он толкнул створку и шагнул за порог, где ждали надзиратели следственного изолятора. Когда закрывалась дверь, еще раз глянул на Йоханссон - по лицу преступницы текли слезы.

И никто из служащих изолятора, молча расступившихся перед капитаном, не мог представить, почувствовать, как ему хочется открыть другую Дверь, шагнуть в прошлое, чтоб успеть произнести очень важные слова. Нет, дело даже не в словах. В поступках. Они говорят обо всем лучше слов.

Только ни один из смертных не мог отправить капитана Славцева в роковой день на Альфарде. Разве что чужаки с огромными, в половину лица, глазами.

Но чужие навсегда ушли, оставив людей наедине со своими проблемами - глупыми, мелочными. Так, наверное, казалось тем, в чьих зрачках умещается боль многих эпох.

Новый корабль назвали «Ослом». Букач и еще некоторые из членов экипажа настаивали на том, чтобы дать звездолету имя «Ник Атаманов», но Славцев и Лутченко сумели убедить товарищей, что лучшая память о капитане - назвать судно так, как назывался его корабль.

Осел. Неприхотливое животное - лопоухое и немного смешное, - которое медленно, но упрямо бредет к цели. Вместе с грузом.

На том и порешили. Регистрируя корабль в информационных базах третьего сектора освоенного пространства, так и записали: «Осел». А потом боцман вывел это слово на бортах новенького, только что с верфей, транспортного звездолета.

Теперь их вновь стало семеро - как во времена, когда Николай Атаманов был жив. За несколько дней, проведенных на Денизе, успели не только дать показания по делам о пиратском нападении на корабль с грузом, а затем о космостанции «Медуза», но и, стараниями Лутченко, подыскали нового помощника капитана.

Как водится, Франтишек Букач, плохо переваривавший любых новичков в экипаже, воспринял появление Рональда О’Нила без восторга.

–  Не приживется он у нас, кэп… - вполголоса произнес боцман, обращаясь к Славцеву.
– Не улыбайся, у меня нюх на такие дела! Вот сам увидишь: не приживется.

Андрей, услышав такие слова, не мог не улыбнуться. Еще недавно Франтишек то же самое говорил в его адрес. Они прошли вместе только одну серьезную переделку, и теперь Букач обращался к нему «кэп» - так, как раньше обращался к Николаю Атаманову.