Охота на мух. Вновь распятый
Шрифт:
На выстрел сбежалась охрана и скрутила несчастного рогоносца. Появившийся в суматохе Давид, сделавший вид, что он появился из комнаты, а не из туалета, взял из руки старого друга браунинг и спрятал его в свой карман. Старый боец и не думал сопротивляться.
Давид скомандовал охране:
— В машину! Я сам повезу его в инквизицию.
— Машины все в разгоне, один крытый грузовик остался во дворе, — встрял заведующий хозяйственной частью, выскочивший на шум и теперь не сводящий глаз со зловонного трупа Арчила. Радостных глаз. Он тоже был из одной компании рогоносцев.
— Заводи, болван! —
Заведующий хозяйственной частью побледнел. Уже в то время подобное обвинение пахло в лучшем случае тюрьмой, где он впоследствии и сгинул, поэтому заторопился выполнять указание…
Давид зашел в первый попавшийся по дороге кабинет и позвонил Гаджу-сану.
— Партайгеноссе! Наш общий друг и любимец Арчил, наш лучший боец за справедливость, пал от злодейской руки гнусного перерожденца. Я звоню из штаб-квартиры партии…
Даже не видя перед собой довольной улыбки Гаджу-сана, Давид так явственно себе представил ее, как если бы находился в кабинете Верховного.
— Привези этого убийцу ко мне! — спокойно приказал Гаджу-сан. — Если живым не довезешь, сам приезжай, расскажешь подробности.
Давид любой приказ Гаджу-сана понимал с полуслова, но такого ясного, открытого и четкого приказа до сих пор он еще не получал.
— Решать мне! — невольно проговорил вслух Давид свои мысли и испуганно оглянулся, но в кабинете никого не было.
Давид задумался: такого быстрого решения ему не приходилось еще принимать. Среди охранников появились инквизиторы из отдела инквизиции при штаб-квартире. И среди них Давид увидел своего племянника Карена. Инквизиторы привычно отобрали у охраны преступника и увели его во двор, где уже ждал приготовленный грузовик с брезентовым верхом, в этом грузовике обычно возили почту.
Давид шепотом отозвал племянника:
— Карен, иди за мной!
Карен безропотно пошел за дядей. Тот завел его в тот же пустой кабинет, откуда он только что звонил во дворец Гаджу-сану.
— Слушай меня, дорогой, внимательно! Поедешь со мной, вдвоем только поедем, не считая шофера и убийцы… Запомни: сядешь рядом с шофером, как только он свернет с проспекта ко дворцу, они все спрямляют там путь, рвани руль на себя и направь машину так, чтобы она задела об угол дома.
Племянник молился на дядю и верил ему, как богу.
— Может, врезать машину в дом? — прошептал он, обрадованный первым важным поручением дяди.
— Советы прибереги для своей девчонки! — тихо рявкнул Давид.
— Слушаюсь и повинуюсь! — стушевался Карен.
Как только они вышли во двор, Карен сел в кабину рядом с шофером, а Давид залез в кузов, где кроме «убийцы» находился конвой инквизиторов во главе с офицером.
— Великий Гаджу-сан приказал мне доставить убийцу во дворец.
Офицер конвоя с сомнением посмотрел на Давида.
— Что смотришь? Не ясно разве? Ты свободен, забери с собой ребят и сматывай удочки! — удивился Давид.
— Без мандата не имею права его отдать! — упрямо заявил офицер. — Голову снимут!
Давид расстегнул френч и рубаху под ним, достал из-за пазухи висевшую на толстой золотой цепочке золотую пайдзу с изображением глаза, где вместо изображенного зрачка был
Офицер слышал и знал о существовании разных пайдз: медных, серебряных, золотых с определенными изображениями животных. Он даже видел многие из них, но не думал и не видел во сне, что он когда-нибудь встретится с человеком, обладающим высшей властью приказывать и повелевать, — с «Оком страны». Офицер, благоговея, преклонил колено перед Давидом и, свистнув солдатам, выпрыгнул из грузовика. Солдаты не видели пайдзы с изображением ока, но беспрекословно выпрыгнули вслед за офицером. Привычка повиноваться не рассуждая в инквизиции была доведена до автоматизма.
Давид со старым бойцом остались одни в кузове. Давид постучал в кабину, и мгновенно шофер погнал грузовик ко дворцу эмира.
— Ты правду сказал, что Сосун хочет меня видеть? — спросил с надеждой обманутый муж.
— Я всегда говорю правду, поэтому я — «Око страны»! — гордо ответил Давид. — Поэтому я и отослал конвой. Сосун сам решит, что с тобой делать. Пока ты не арестован…
— Давид! — горячо зашептал старый боец. — Ты уже однажды спас мне жизнь, рискуя своей, спаси и на этот раз… Я не виноват! Клянусь тебе, я не стрелял, выстрел был из туалета, его кто-то другой убил, я не стрелял, ты же знаешь, испугать только хотел… — взмолился несчастный.
— Все расскажешь Великому! — дружелюбно успокоил его Давид. — Он поймет… Между нами, ты убрал его лютого врага. Гаджу-сан простит тебя, я уверен.
— Не убивал я его, клянусь тебе! — убеждал Давида старый боец.
— Я тебе верю как никто другой! — ухмыльнулся Давид. — Просто, дорогой, пистолет сам выстрелил. Шучу, шучу!.. Оправдываться будешь перед прокурором. Ты первым делом убеди Великого, все ему расскажи. Все! Ты понимаешь меня?..
Старый боец не успел ответить, как резкий толчок сбросил их со своих мест, машина ударилась обо что-то. Давид каждую секунду ожидал его, всю дорогу он выверял по времени, благо до дворца эмира было недалеко ехать. К этому моменту он уже кастет подготовил с торчащими шипами и, как только машина зацепилась за угол дома, нанес сильнейший удар в висок старому другу. Тот умер, даже не вскрикнув. Далее Давид по заранее продуманному плану, достал из кармана завернутый в платок именной браунинг старого бойца и через этот же платок выстрелил себе в плечо и в кабину, между племянником и шофером. Через секунду шофер затормозил машину. Еще через две в кузов впрыгнул Карен с оружием в руках. Увидав в полутьме неподвижное тело старого бойца и окровавленного дядю, он замер, почувствовав, что произошло нечто, недоступное его понятию, и это добром не кончится…
— Что замер? — простонал Давид. — Помоги перевязать рану…
Карен взял протянутый ему дядей стерильный пакет, предусмотрительно захваченный Давидом, ловко перевязал, его выгнали со второго курса мединститута за абсолютную бездарность, только и научился перевязывать да уколы делать.
— Подними осторожно браунинг, заверни в свой платок, отпечатки пальцев не сотри смотри…
Племянник также безмолвно выполнил распоряжение дяди: разжал еще теплые пальцы убитого, судорожно сжавшие рукоятку пистолета, завернул браунинг в свой грязный платок и спрятал в карман.