Охота на охотников
Шрифт:
Аронов несколько раз взмахнул рукой, пробуя что-то сказать, вставить хотя бы пару слов - не получилось, Каукалов говорил слишком азартно, слишком жестко. В таком состоянии люди обычно не слышат других, и Аронов сник. Оглянулся на "голубого", заваленного, подобно зверю на охоте, спокойно и равнодушно подумал о том, что раньше смертельно боялся трупов, крови, отворачивался от каждого "жмурика", провожаемого под погребальную музыку Шопена на кладбище, бледнел, а сейчас ничего - привык. "Со второго раза привык, надо же!" - Лицо Аронова украсила слабая улыбка.
Впрочем, в
Неожиданно совсем близко от них загрохотало что-то тяжелое, гулкое, Каукалов резко нажал на газ, собираясь отрываться от преследования, но в следующий миг сбросил ногу с педали и нервно рассмеялся. Прокричал громко, стараясь осилить железный грохот:
– Это поезд!
По металлическому, с высокими формами мосту шел грузный, с нескончаемым хвостом вагонов товарняк.
– Как бомбежка в войну, - Аронов поежился, - слишком много грохота.
– Откуда знаешь, какая бомбежка была в войну? В войну ещё не только тебя - даже твоих родителей не замышляли.
– Читал.
– Читатель!
– Каукалов усмехнулся. Усмешка его была недоброй.
Они проехали по набережной километра полтора, остановились в месте совсем глухом, где дыхание города уже почти не чувствовалось - вдали лишь мерцали тусклые огни фонарей да чернота неба плоско окрашивалась в рыжеватый, какой-то нестираный цвет - это в недалеких облаках отражалось освещение центра. Каукалов прижал "опель" к узкому тротуарчику, проложенному вдоль парапета, выбрался из машины, вгляделся в темноту.
– Никого!
Вдвоем они проворно вытащили "голубого" из салона, перевалили через парапет. "Голубой" вошел в воду, будто опытный пловец - головой вниз, почти без звука и брызг. Аронов отряхнул руки.
– Плавай, путешественник! Счастливого пути!
Через несколько минут они были уже далеко от той набережной и от того парапета. Аронов повеселел, отпускал шуточки, пробовал развеселить и напарника, но тот был угрюм, на розыгрыши не поддавался, и в конце концов Аронов тоже сник, устало откинулся на спинку сиденья.
– Ты чего, Жека?
– Думаю, что нам делать с этой машиной? Кому её спихивать? Ты со своими толстосумами ещё не связался?
– Пробовал, но дядек, на которого я рассчитывал, находится в отпуске, отдыхает в Греции. Через пару недель должен вернуться.
– Пара недель - это много. Значит, опять к деду Арнаутову?
– Каукалов дернул головой.
– Неприятен он мне...
– Мне тоже. Может, мы поспешили с этой машиной, а?
– Аронов хлопнул ладонью по панели "опеля".
– Может, нам надо было моего дядька подождать?
– Нет!
– Каукалов взялся пальцами за рукав куртки, оттянул его, помял пальцами.
– Я уже не могу, Илюшк, ходить в этом старом тряпье. Мне нужна новая одежда. Нормальная. Модная.
– Тогда что же делать?
– Ехать снова к деду Арнаутову. В конце концов твой дядек тоже может оказаться несъедобным пряником. А дед Арнаутов хоть и ублюдок, но знакомый ублюдок.
Аронов зажал подбородок в кулак, кивнул, соглашаясь с напарником.
Каукалов охотно раскрылся этой неожиданной подпитке, всосал в себя энергию, вытекающую из умирающего, и сейчас чувствовал себя гораздо лучше, чем тридцать минут назад, до того, как они расправились с водителем.
И еще. Приятно осознавать, что ты сильнее своей жертвы. Это тоже добавляет сил. Каукалов не выдержал, улыбнулся, но в следующую секунду досадливо сморщился: все-таки этот тонкогубый вертлявый лох причинил ему боль, здорово разодрал щеку.
Но настроение все равно не испортилось, он снова улыбнулся, остановившись перед красным фонарем светофора, скосил глаза на напарника и, не удержавшись от прилива чувств, ткнул его кулаком в плечо.
Тот косо глянул на Каукалова и пробормотал с нескрываемым восхищением:
– А ты, Жека, смотрю, ничего не боишься. Ни покойников, ни крови.
– Ничего, - спокойно подтвердил Каукалов. Про себя он подумал, что общество надо чистить от разных "голубых", "розовых", "зеленых" и прочих "цветных". Для этого в городе должны быть санитары. Так что он, Евгений Каукалов, - самый настоящий санитар.
Старик Арнаутов открыл дверь сразу же, едва Каукалов нажал на кнопку звонка - дед будто бы ждал гостей.
Не отвечая на вежливое каукаловское "здравствуйте" и вообще не говоря ни слова, старик зорко глянул на поздних гостей, словно проверял, не привели ли они за собою хвост, усмехнулся краем рта. С холодильника, стоящего в прихожей, взял связку ключей и кинул Каукалову.
– Значит, машину я загоняю в гараж, как и в прошлый раз, да?
– На лице Каукалова возникла улыбка, которую раньше Илюшка Аронов не видал у него - заискивающая, жалобная, ущербная.
– Да?
– И ничего не поймав во взгляде деда Арнаутова, не разглядев там ни запрета, ни разрешения, заторопился, зачастил: - На этот раз у нас иномарка. То, что надо. "Опель" модного серебристого цвета.
Арнаутов сделал рукой небрежное движение, словно бы отсылал мальчика-разносчика за сигаретами в лавку. Он так и не произнес ни одного слова...
Загнав машину в гараж, Каукалов выбрался из "опеля" и выругался.
– Такой карп схряпает нас без всякой музыки и не моргнет. Проглотит вместе с костями, - поддерживая напарника, озадаченно произнес Аронов и почесал затылок. Он хорошо понимал, почему ругается Каукалов.
– Даже магнитофон не надо будет включать. И мясорубку тоже.
Каукалов снова выругался, вскинул руку с блеснувшими на запястье часами, поморщился: время было позднее.