Охота на овец
Шрифт:
– Да, я в курсе, – вставил секретарь.
– Ну и, само собой, встает проблема дальнейших заказов. С таким хлипким положением, как у нас, один-единственный промах – и клиенты немедленно предпочтут нам другие агентства. Как раз с этой страховой компанией у нас годовой контракт на изготовление их рекламы. Если в результате нынешнего скандала их реклама будет изъята – мы просто тут же пойдем ко дну. Фирма у нас маленькая, связей особых нет; выезжали до сих пор лишь на собственном имидже – на том, что о нас люди скажут. Малейший удар по репутации – и нам просто крышка. Я закончил, но мой собеседник еще долго не говорил ни слова в ответ, а только сидел и пристально глядел
– Ты рассказываешь очень откровенно. Кроме того, содержание твоего рассказа полностью совпадает с той информацией, которой располагаю я. И этого я не могу не оценить. Теперь – по сути вопроса. Какие еще проблемы, по-твоему, останутся у твоей фирмы, если я возмещу все убытки этой страховой компании за изъятую рекламу, а также – порекомендую им заключать контракты с вами в дальнейшем?
– Тогда – никаких проблем. Ну, может, все поудивляются поначалу, из-за чего весь сыр-бор, – да и вернутся в свои серые будни.
– Сверх того можно было бы обеспечить и моральную компенсацию. Достаточно мне написать одно слово на обороте визитки – и ваша фирма будет обеспечена работой лет на десять вперед. Подчеркиваю – работой, а не жалкими рекламными листочками...
– То есть, вы предлагаете сделку?
– Скорее – обмен пожеланиями. Я из добрых пожеланий предлагаю тебе информацию о том, что такое-то издательство остановило выпуск журнала с изготовленной тобой рекламой. Ты, приняв эту информацию, выражаешь мне твои собственные пожелания, на которые я снова откликаюсь своими. Почему бы не воспринять это именно так? Думаю, тебе лично мои пожелания были бы очень полезны. Не хочешь же ты всю жизнь провести в одной упряжке со своим головастым алкоголиком...
– Мы – друзья, – сказал я.
Тишина камня, падающего в бездонный колодец, была мне ответом. Добрых тридцать секунд миновало, прежде чем камень, наконец, достиг какого-то дна.
– Ладно, – произнес он. – Это твои проблемы. Я довольно подробно проверил твою биографию – ты, по-своему, весьма интересный тип. Все население можно условно разделить на две группы: посредственности-реалисты – и посредственности-идеалисты. Ты, несомненно, принадлежишь ко вторым. Будет очень хорошо, если ты это запомнишь. Весь твой путь – это путь посредственности, оторвавшейся от реальной жизни.
– Я запомню, – сказал я.
Он кивнул. Лед в грейпфрутовом соке совсем растаял; я взял бокал и отпил половину.
– Ну, а теперь поговорим конкретно, – сказал он. – Поговорим про овец.
Он слегка шевельнулся, достал из нагрудного кармана бумажный конверт, извлек из него черно-белый фотоснимок с овцами и положил на стол, повернув изображением в мою сторону. Будто свежим воздухом – запахом реальной жизни? – вдруг повеяло в комнате.
– Вот фотография с овцами, которую ты использовал для журнала.
Изображение переснимали без негатива, прямо с оригинала; и тем не менее, то была невероятно контрастная и четкая фотокопия. Судя по всему, применялась какая-то очень специальная аппаратура.
– Насколько мне известно, фотография эта попала к тебе частным путем, и затем ты решил использовать ее для журнала. Или я ошибаюсь?
– Нет. Все так и было.
– Результаты проведенной нами экспертизы показали, что снимок сделан на Хоккайдо не более полугода тому назад рукой человека, ничего в фотографии не смыслящего. Камера – дешевка карманных размеров. Снимал не ты. У тебя – «Никон» с большим объективом, да и снимаешь ты куда лучше. К тому же, за последние пять лет ты ни разу на Хоккайдо не выезжал. Не так ли?
– Как сказать...
– Уф-ф! –
– Не скажу, – ответил я и сам удивился, как просто у меня это получилось. – Как любой журналист, имею полное право на неразглашение источников информации. Секретарь, не мигая, смотрел на меня; пальцы его левой руки переползали то влево, то вправо вдоль тонкой линии губ. Поблуждав туда-сюда несколько раз, они оторвались-таки от лица – и вернулись на колени хозяина. Молчание становилось все напряженнее. Хоть бы кукушка какая-нибудь закуковала в саду, подумал я вдруг. Но кукушка, конечно же, не закуковала. Кукушки не кукуют по вечерам.
– Странный ты все-таки человек! Одним движением пальца мы можем похоронить твою фирму. Случись это – никому вокруг и в голову не прийдет называть тебя журналистом. Даже если эту возню с памфлетиками и афишками, которой ты занят сегодня, и считать журналистикой...
Я снова подумал о кукушке. Все-таки, почему кукушки никогда не кукуют по вечерам?
– К тому же, существует несколько способов заставить говорить таких людей, как ты.
– Наверное, – сказал я. – Только чтобы они сработали, нужно время – а до тех пор я буду молчать. Когда же я заговорю, то не буду рассказывать все, что знаю. Ведь вам же неизвестно, что я знаю, а что – нет. Разве не так? Я говорил наугад – но явно шел правильным курсом. Неуверенное молчание, последовавшее за моими словами, показало, что я заработал очко в свою пользу.
– А с тобой занятно поговорить! В твоем идеализме можно услышать даже какие-то патетические нотки... Ну, да ладно. Поговорим о другом. Он достал из кармана увеличительное стекло и положил передо мною на стол.
– Возьми-ка – и хорошенько проверь, что ты видишь на этой фотографии.
Взяв снимок в левую руку, а линзу – в правую, я начал медленно, сантиметр за сантиметром, изучать фотографию. Одни овцы глядели в одну сторону, другие в другую, третьи же, никуда особо не глядя, с безучастным видом щипали траву. Атмосфера – как на памятном фото какого-нибудь колледжа, собравшего на вечеринку давно позабывших друг друга выпускников. Я исследовал одну за другой всех овец, изучил, как и где растет трава на лугу, разглядел все березы в роще на заднем плане, отследил все изгибы линии гор на горизонте, пропутешествовал по раскинувшим в небе облакам. Ничего необычного на снимке не было. Подняв глаза от линзы и фотографии, я уставился на своего собеседника.
– Ничего странного не заметил? – спросил он.
– Ничего, – сказал я.
Мой ответ его, похоже, нисколько не разочаровал.
– Ты, по-моему, в университете биологию изучал. Что ты, вообще, знаешь об овцах?
– Да, можно сказать, ничего. Я изучал очень узкую область – здесь те знания почти бесполезны.
– Расскажи, что знаешь.
– Парнокопытные. Травоядные. Стадные. Впервые завезены в Японию, кажется, где-то в начале Мэйдзи 13 . Разводятся людьми ради мяса и шерсти. Вот, пожалуй, и все.
13
Период правления императора Мэйдзи, 1867-1912. Первый демократический период в истории Японии сразу после революции Мэйдзи (1867) и падения военно-феодального правительства – сегуната