Охота на разведенку

Зайцева Мария

— Не ждала, значит? — ладони сжались сильнее, грубее стал захват.

Олег, сделав два шага, прислонил ее к стене в маленькой нише рядом с лифтом.

— Ждала. — Марина стыдливо, словно девочка невинная, отвела взгляд, глаза Олега огнем жгли. И неудобно ей было говорить такие слова, признаваться в этом. В своей слабости к нему. — Очень ждала.

Олег вжал ее стену сильнее, заставляя обнять себя за шею, прильнуть, и наклонился поцеловать.

И буквально тут же, в то же самое мгновение, слетел с катушек! Все его нервы, весь вчерашний напряг, страх, злость, невозможность контролировать

ситуацию, все это высвободилось сейчас, жадно впитываемое нежной, податливой женщиной. Вылилось, перерабатываясь в безумие чистейшей воды, в желание обладать, забрать свое окончательно и навсегда, заставить свою добычу подчиниться, без надежды на возможные пути отхода, без вариантов выбора.

Нет у нее никакого выбора.

Только с ним.

Только так.

Эгоистично? Очень!

Грубо? Еще бы!

Плевать? А то!

Марина не успевала отвечать на поцелуй, сминаемая бешеным напором, не могла запротестовать, укорить за грубость, отказаться, отговариваясь стыдливостью и относительно открытым пространством, куда в любой момент могли нагрянуть зрители.

Олег просто не дал ей ни малейшего шанса. Подхватил под попку, усадил на себя, заставляя обвить ногами торс, не прекращая мучить ее губы, напрочь отключая любые случайно забредшие в голову мысли. Рыча ей в шею, дернул нетерпеливо замок джинсов, высвобождая себя, и одним толчком заставил Марину вскрикнуть и ухватиться за него еще сильнее и отчаянней.

Сил терпеть не было, сил ждать, быть нежнее — тоже.

Переволновался, измучился, изревновался за эти чертовы полсуток так, как никогда в жизни. Прижав тонкое хрупкое тело к себе, Олег с каждым движением словно высвобождал себя, отпускал взведенную, готовую лопнуть пружину, замещая стресс желанием. И Марина, вначале ошеломленная бешеным напором, словно почувствовала эту его ярость и жестокость, погасила их своей податливостью, нежностью, готовностью. Как вода гасит пламя.

Чуть позже, когда она хоть и могла стоять, но все еще не без помощи Олега, доверчиво уткнувшись в его грудь и с наслаждением вдыхая терпкий запах секса, которым он, казалось, пропитался насквозь, Марина почувствовала, как ее ладошку мягко подносят к губам и целуют. Аккуратно и нежно. Перебирают пальчики, отыскивая самый нужный. И тяжесть внезапную, уже позабытую.

Растерянно поднесла ладонь к лицу. С недоумением разглядывая тяжелое кольцо белого металла с аккуратным прямоугольным прозрачным камнем, Марина только непонимающе молчала.

Подарок. Зачем? Она и так ему кругом должна.

Перевела взгляд на Олега, молча, серьезно наблюдавшего за ее реакцией.

— Это зачем?

— Это называется “окольцевать”, Красная Шапочка, — тихо и довольно проговорил Олег, уже не сдержав улыбки, — чтоб пометить добычу. — Он помолчал, твердо глядя в глаза и добавил, — как свою.

И, не дав больше слова сказать, поцеловал еще раз, ставя таким образом точку в охоте. Окончательную.

Эпилог

— Мама, я уже большой, сам дойду! — сын, очень подросший за последнее время, все больше проявлял самостоятельность, но Марина все же волновалась.

Шутка ли, новая школа, пусть и в обычном районе, но в все же в столице! Новые учителя, новые одноклассники.

Он ведь такой маленький еще!

— Нет, малыш, давай, тебя Олег отвезет, — все же возразила она.

— Мама! Тут три шага идти! И меня вообще — то Аленка ждет уже!

Артем вывернулся из ее рук, не давая себя приласкать, и посмотрел на Олега.

Тот кивнул солидно.

— Пусть идет. Большой уже, незачем с мамой за ручку идти. Тем более, если Аленка ждет.

— Но Олег! — Марина обеспокоенно попыталась возразить, но муж глазами показал, чтоб прекратила волноваться.

— Я пошел!

Сын вылетел на улицу, возле подъезда подхватил под руку ожидавшую его девочку с красивыми длинными волосами, убранными множеством косичек, забрал у нее рюкзак.

Марина, наблюдая за всем этим из окна, выговорила Олегу:

— Я все же волнуюсь. Мало ли дураков даже на внутриквартальных проездах, гоняют, как бешеные. И всяких…

Тут голос ее дрогнул, и Марина предпочла даже в голове не произносить остальные жуткие страхи, так знакомые каждой матери.

— Мариш, ну сколько говорить тебе, он не один.

Олег подошел, обнял со спины, погладил выпирающий животик.

— Ребята смотрят. Вон едут.

За детьми в самом деле медленно выдвинулась неприметная машина.

— Не верю я твоим ребятам. Они ошибаются иногда.

Руки на животе сжались чуть сильнее в безотчетном жесте защиты, и Олег прошептал досадливо:

— Вот надо тебе вспоминать каждый раз! Один раз лажанули. И то это местные были. А мои — натасканные.

— Одного раза вполне достаточно, чтоб умереть, — хмуро посетовала Марина, — если б не Миша тогда…

И тут же замолчала, понимая, что опять нарвалась.

Олег Мишу Лысого терпеть не мог и вспоминать не хотел. И ненавидел, когла она его упоминала. Психовал, ревновал и каждый раз рвался доказывать, что она — его. И никакому Мише здесь не светит.

Удивительно, насколько легко ее обычно самоуверенного мужа можно было вывести одним лишь нечаянным упоминанием ненавистного имени!

И, самое главное, что по существу возразить-то ему и нечего было. Потому что имел место явный косяк с его стороны, едва не стоивший жизни не только ей, но и их малышу, уже тогда жившему в Марине.

Она знала, что Олега каждый раз пот холодный прошибает от одной только мысли, что все могло бы быть гораздо страшнее. Жутко могло бы быть.

И Миша, по сути, спас не только ее и малыша, но и самого Олега.

И именно поэтому благодарность была безмерна, хоть и выскрипывалась сквозь зубы.

Марина и Олег поженились через неделю после того, как он сделал ей предложение. Тихо и незаметно, просто расписались в местном загсе. Присутствовала одна Катя, невозможно сияющая и довольная.

Подруга была надежно пристроена, что может быть лучше?

Марина, став женой Олега, словно накрылась от всех своих проблем огромным непробиваемым колпаком. Она не видела больше Марата Ринатовича и ничего не слышала о нем, не встречала друзей мужа, словно забывших о ее существовании. И про Вадика знала только то, что он уехал-таки за границу, и теперь живет на пособие для беженцев в Германии. Как и хотел всегда. С сыном он связаться не пытался.