Охота на русскую Золушку
Шрифт:
И не удержался, поймал ее в объятия, притянул к себе, прикоснулся губами к горячему виску. Стоял бы так вечность, сжимая пальцами ее локти, жадно втягивая ее щекочущий душу аромат, словно в последний раз, на память. Она замерла на секунду, а потом задергалась как птица в силках.
— Неужели я так тебе противен?
Вопрос вырвался из самого сердца и повис между нами холодным облачком. Нужно было посмотреть ей в глаза, чтобы увидеть ответ. И я снова не мог решиться. Удивительное дело, рядом с Машей я превращался в тлеющее нечто, не достойное уважения, и даже не пытался сопротивляться. Я с малых лет топал наперекор желаниям разных людей: отца, тетушек, и матери Альберта, учителей, профессоров, командиров, умудрялся противостоять журналистам и даже
— Отпусти, пожалуйста, — прошептали ее губы.
А глаза… в глазах тлело что-то. Тоска? Усталость? Ей надоело играть по моим правилам. Она устала от меня. Она хотела совсем другого. Общения, участия, может даже деловых контактов. Но я все испортил. Влез по колено в ее личную жизнь и натоптал в душе грязными ногами. Теперь пытаюсь предъявлять на нее права. С чего бы? Оспариваю их любовь с Платоном? Требую чего-то на основании пьяных поцелуев в ночном клубе? А взамен предъявил голую Флор в своей гостиной. Ал вот хоть и новичок в отношениях с девушкой, но строит их правильно. Опираясь на присущие ему честь и совесть. И такая добрая дружба, как у него сейчас с Машей имеет все шансы перерасти в любовь — прекрасное, скрепляющее чувство. У меня же нет ни чести, ни совести. Дурь одна, обильно сдобренная страстью. Я интересен похожим натурам. Мы с ними сливаемся в бурное целое, а расставание наше всегда взрыв с кучей обрывков грязного белья. Я псих и притягиваю психованных девиц. Ал правильно подметил, что только таких я и затаскиваю в свою постель. Нормальные люди, как Маша от меня быстро устают. Мы с ней из разных вселенных. Из очень далеких вселенных.
Я отступил от нее, с трудом сдерживая опять вспыхнувшую ярость. Теперь не на нее, а на себя. И еще на судьбу, я ведь и сам не рад, что такой негодяй. С дурными намерениями, с дурными поступками. Но побороть себя опять не смог. Попытался задеть побольнее. Наговорил каких-то глупостей, а в ответ получил внятное, чтобы шел от нее ко всем чертям. Разумеется, приличными словами, но от этого ничуть не менее унизительными.
И вот теперь все. Она ушла, а я стоял, закрыв глаза, прислонившись лопатками к пыльным доскам. На поле снова затопали лошади, подгоняемые нетерпеливыми всадниками. Мне тоже нужно было топать. Но куда и зачем? Мой всадник вылетел из седла, и управлять мной некому. Наверное, поэтому я просто пошел, куда глаза глядят. Не по земле, тут я был плотно привязан обязательствами к Альберту и этому стадиону, а метафорически.
— И что ты будешь делать? — Лизи чокнулась со мной. В глазах ее поблескивало подозрение, а в бокале плескалось что-то неприятно-зеленое. Что за коктейль?
Спустя три дня после той игры в поло, она вытащила меня в бар. Я поставил стакан с бренди на стойку, так и не отпив ни глотка.
— Э? — подруга двинула бровью.
— Не хочется. Впервые в жизни.
И я не врал. Меня словно темным пледом накрыла апатия. Ничего не хотелось, ни о чем не думалось, ничего не чувствовалось.
— Эта Маша — та еще штучка, — носик Лизи заострился, глаза превратились в щелки с пышно накрашенными ресницами. И стали похожи на двух многоножек, расползающихся от переносицы к вискам. Ну да, она злилась. А злая Лизи большое несчастье. Все мы помним ее выходку с математиком и пауком.
Мне пришлось быстро собраться, чтобы гнев подруги не пал на невинную Машу. Она ведь, и правда, ни при чем. Живет человек, как хочет, и совершенно не обязан обращать внимание на типа, который шатается рядом и требует к себе особого отношения.
— Ты с Алом говорил?
— У них с Машей ничего серьезного, если ты об этом. Но он намерен пуститься с ней во все тяжкие.
Лизи дернула плечом, хмыкнула и, задрав
— Ничего у него не выйдет. Ваша Маша холодная как ледышка. Пока у них дойдет до всех тяжких, он поседеет.
Я с трудом подавил улыбку. Маша — ледышка! А еще говорят, что женщины видят друг дружку насквозь.
— Знаешь, мне все это надоело, — подруга решительно поставила ополовиненный бокал и сверкнула глазами так, что сразу вспомнилось, она внучка той самой женщины, которую боялись все алкаши графства Кент и руководитель СССР Хрущев в придачу, — Два моих друга влюбились в одну девицу. Слюни пускаете, смотрите на нее как побитые щенки. И эта девица даже не я! И ладно бы какая-то стоящая была. А то, ну надо же, рандомная русская пизда!
— Эй, полегче! — возмутился я, но в ответ получил лишь ее гневное: «Пф!»
С продолжением:
— И Платон туда же! Платон! Уж казалось бы! Смотреть на вас троих тошно. Водите вокруг нее хороводы. А что в ней такого-то? Она же никто и ничто! Даже сисек приличных, и то нет!
Я хотел было возразить, что есть у Маши сиськи. Вполне приличные. И волосы, чистый шелк. И тонкая шея. И глаза… Но, вообще-то все это не о том. В Маше есть нечто другое… Но Лизи уже усвистала, мотнув напоследок кудряшками и съездив ими мне по носу. Нехорошо вышло. Я действительно последние три дня являю собой жалкое зрелище. С той игры в поло, когда мой друг увез любовь всей моей жизни на старом Вольво нашего дворецкого. Больше я Машу не видел. А Ал, вернувшись под вечер, светился Менорой и, храня загадочное молчание, прошествовал в спальню. Больше мы с ним не общались. Я не хотел знать, что у него с Машей. А он, видимо, прекрасно справлялся сам, раз не искал у меня ни совета, ни поддержки. Я его понимал. Со мной рядом сейчас было так скучно, что скулы сводило. Меня самого от себя тошнило. В этом Лизи права. Я глянул на стакан с бренди, торчащий передо мной на барной стойке немым укором. Нет, алкоголь мне не поможет. Дурь? Тоже мимо. Я уже пытался, чуть не сдох. Маша преследует меня даже в наркотическом угаре. Мы с ней рука об руку до самой гробовой доски. До моей. Она-то даже не знает, что сопровождает меня во всех моих кошмарах по пути в ад.
Возможно, чуть выше облаков раскаялись, потому что у меня в кармане ожил телефон.
— Просьба к тебе, сын, — старший Сеймур был как всегда предельно лаконичен, — Ты ведь знаешь моего хорошего друга Итана Мура?
— Папа он известный продюсер. О нем знают многие, кто с тобой даже не знаком.
— Так вот, его дочь Вивиан завтра прилетит в Лондон. По работе.
— Вивиан Мур?! Завтра в Лондоне?!
Я слишком поздно понял, что в баре вокруг меня разлилась тишина, и десятки поклонников молодой голливудской звезды только что узнали о свалившемся на наш остров счастье. Во избежание расспросов, я поспешно выскочил на улицу.
— Ты мог бы сказать заранее, — укорил я родителя.
— Ты же знаешь этих киношников, скрытные, как японцы. К тому же малышка Вивиан до последнего отказывалась продолжать работу в том проекте. И если бы не ее бурный разрыв с грязным рокером…
— Вивиан рассталась с Кирком Дугласом? Вот черт! Она, наверное, страдает, бедняжка.
— Она уже не страдает, — кажется, отец хмыкнул в своем нью-йоркском пентхаусе, — Она застала мистера Дугласа в одном джакузи с горничной отеля. И судя по настрою Итона, она могла бы стать вдовой еще до свадьбы. Люди из мира кино зачастую переносят бурные страсти с экрана в личную жизнь. Издержки профессии, полагаю.
— Да уж…
Значит, папаша Мур отправил свою знаменитую дочурку развеяться подальше от Лос-Анджелеса. Как можно дальше. Пока он мешает с дерьмом ее бывшего бой-френда. Грамотный ход. Женщинам не стоит видеть мужских драк.
— А пока суд да дело, Вивиан снимется в чем-то таком в стиле Джейн Остин?
— У девочки контракт с Netflix. Она снимается в этих как их… да не важно, у нее всего несколько смен в Дувре. Итан нажал на пару рычагов, чтобы их придумали и включили в производство. В общем, я хотел бы тебя попросить…