Охота на русскую Золушку

Трефц Анна

Я поселился в небольшой квартире недалеко от дома, где она жила. Сам факт того, что она рядом делал меня намного счастливее, чем тысяча комфортабельных домов со слугами. Во всем остальном квартирка оказалась ниже среднего. Холодная, неуютная берлога со старой мебелью и черным грибком в ванной. Но у квартиры было одно неоспоримое преимущество окно спальни смотрело на бульвар, по которому Маша должна была проходить к автобусной остановке. И остальное уже не имело значения. Утро мое начиналось с того, что я замирал за занавеской в ожидании чуда. Два раза… всего два раза за неделю она вышла из дома, и ее фигурка мелькнула на стремительно теряющей разноцветную осеннюю привлекательность буковой аллее. К ноябрю эти деревья становятся сухими и неприятно рыжими, словно их листья точит ржавчина. Оба раза я вздрагивал от неожиданности, едва она появлялась в моем окне, и надолго замирал, продолжая пялиться на опустевшую дорожку.

«Как же я без нее? Смогу ли выжить?» — в те дни меня мучили примерно эти вопросы.

Там в этой халупе ко мне вернулись чувства. Я буквально задыхался от хлынувших

в меня ароматов кофе, пряной листвы, чьих-то легких духов, приносимых ветром в открытую форточку. Жизнь моя снова наполнилась светом, теплом, холодом и болью. Сердце ныло, как ноет зуб, пораженный кариесом, нудно и постоянно. Зато живот пробивали острые боли, от которых хотелось кричать. Словно меня то и дело расстреливали раскаленными пулями. Голова гудела, мысли путались. Мне хотелось всего и сразу. Потом я брал себя в руки. Садился за комп, долго работал, пытаясь понять, оценить, найти правильный вывод. Кому выгодны нападения на Машу? Кто стоит за ними: один человек или разные? К концу недели, собрав и проанализировав информацию я был почти уверен, что знаю ответы на все свои вопросы. Но для начала мне надо поговорить с Машей. Конечно, я мог бы просто заявиться к ней домой. В тот час, когда она корпела в одиночестве над книгами. Но я был слишком возбужден последними событиями, мой организм мотало как маятник в напольных часах, и в таком невменяемом состоянии в воспаленном мозгу мог родиться только безумный план. Этим я себя теперь успокаиваю, когда становится особенно больно. Я ошибся, решив устроить из нашей встречи нечто из ряда вон. Теперь, по прошествии времени, я отчетливо понимаю, что самое заурядное столкновение на улице было бы куда лучше и безопаснее для нее. Но все мы «Hindsight isalways twenty-twenty». (Перевод с английского «Прекрасно в идим прошлое». Аналог русской пословицы «Задним умом всяк крепок»). А тогда меня накрыло. То ли я жил слишком близко от нее, то ли потому, что все это время, едва прикрыв глаза, видел ее на пляже Малибу в легком сарафане со счастливой улыбкой на губах, — я не смог устоять. Я спланировал нашу встречу. Написал Мии, попросил уломать Машу прийти на вечеринку в честь Хэллоуина в клуб Колледжа Всех Душ.

Вообще, мы такое не празднуем. В наших семьях считается диким наряжаться в ведьм и вампиров. Но в студенческом Оксфорде традиции старой Англии давно уже улетели в бездну культурного обмена. Так что странный языческий праздник тут отмечают с большим размахом. До сегодняшнего дня я никогда ни в чем подобном не участвовал. По мне так напиваться и безобразничать практичнее в собственных штанах и рубашке, чем в плаще Дракулы. Так что свое отражение в зеркале в этом самом черном плаще, подбитом зловеще малиновым атласом, я нашел глупым. План был прост — проникнуть на вечеринку под видом своего и, улучив момент, умыкнуть с нее Машу. Что делать дальше? Куда мы с ней пойдем и о чем будем говорить? Как она воспримет мои откровения — так далеко я не заглядывал. Решил, что все у нас сложится, едва мы окажемся рядом. Я не мог забыть ту ее улыбку возле больницы в Дувре. Тогда мне казалось, что она улыбалась именно мне. И в глазах ее светилось счастье. Женщина, которой ты неприятен или безразличен не может так тебе улыбаться.

Я надел маску. Ну да, ничего умнее не придумал. Хотя в таком виде вряд ли стоит про ум вообще вспоминать. Ладно, я все это еще и капюшоном прикрыл сверху, чтобы уж совсем никто не догадался, что я неожиданно вернулся из Штатов. Я прибыл в самый разгар вечеринки. А потом все посыпалось.

Я увидел Машу почти сразу. Она же не пряталась в отличие от меня. Веселилась на полную катушку. А я стоял за колонной и оценивал обстановку. Место это мне не нравилось. Может быть, дело было в зловещих декорациях — мало того, что само здание древнее и неуютное: сквозняки гуляют, изоляции практически никакой, сплошной камень. Так еще развесили искусственную паутину, которая тут же запылилась и выглядела до омерзения настоящей и колыхалась на этих сквозняках. Если бы не алкоголь, посетители благополучно замерзли и разошлись. Но нет, дешевое пойло, которое по случаю называли, прости господи, зельем, лилось рекой. За пару фунтов можно было загрузиться этой дрянью и словить если не зеленых чертей, то эффект вертолета. Я же мерз в трезвом одиночестве, от безысходности кутаясь в свой бутафорский плащ. Пить мне не хотелось, да и не моглось. Едва я перешагнул порог этого гадюшника, как в груди завозилось нехорошее предчувствие. Со мной такое бывало редко, последний раз в Сомали, когда за нашим патрулем по пятам тащилась банда Кривого Кумбе — известного торговца оружием. И ведь накрыли нас потом из гранатомета. Из восьми нас тогда трое выжило. Вот и теперь я чувствовал, что-то в этом месте не так. Таится тут какая-то опасность. Или для всех скопом или только для тех, кто мне дорог — сразу и не разберешь. Но лучше оставаться начеку. Музыка, свет, публика, — все тут было дурное. Но, Машу это совершенно не напрягало. Она вообще не страдала снобизмом. Обычная, городская девчонка, которая любит повеселиться. В меру, не так как большая часть англичанок, — напиться в хлам и блевать в сортире. Или тереться своими прелестями с первым встречным. Нет, Маша даже очень пьяная все равно оставалась Машей — девушкой с мозгами и достоинством. Ну да, слегка расшатанными, но все еще работающими. Я любовался ею из-за колонны, чувствуя себя при этом поганым сталкером. И все же не мог от нее оторваться. Пока она пила и веселилась с девчонками. Но когда к ней стали подкатывать парни, крышу у меня снесло сразу. Я прижал себя к колонне, чтобы не вылететь и не накостылять каждому из этих пьяных дебилов, которые трогали ее своими лапами. Пусть не переходя

рамок приличия, и все же. Видеть ее рядом с другим — невыносимая пытка. Минут через десять такой экзекуции я понял, что схожу с ума. Во рту пересохло. И руки тряслись как будто я дед с синдромом болезни Паркинсона. Ну да, еще и в плаще вампира. Восставший из Ада в общем. Маша веселилась с каким-то типом в костюме жертвы средневековых пыток в центре зала, прямо под стеклянным шаром. Не сводя с нее воспаленных глаз, я пробрался в тени колон к бару.

— Кровавую Мэри, красавчик? — весело осведомился бармен, затянутый в черное трико, разукрашенное под человеческий скелет. Кажется еще и люминесцентным эффектом.

— Воды, — прохрипел я, не отворачиваясь от зала.

Он позади меня удивленно хмыкнул, потом протянул стакан:

— Слеза девственницы, за счет заведения.

Я выпил половину, удивленно уставился на бармена — молодой парень мне нахально подмигнул.

— Что это за дрянь?!

Тот пожал плечами:

— Родниковая вода, милейший. Что, после крови непривычно?

Я выругался. Шуточки его достали. Весь этот дьявольский антураж раздражал. Как будто шестилеткам в младшей школе разрешили попробовать алкоголь.

Ко мне прильнула какая-то дурища в бальной пачке, заляпанной бутафорской кровью и томно прошептала:

— Сладости или гадости.

По тому как небрежно сидел кружевной лиф на ее груди, и того, и другого она сегодня уже отхватила с избытком. И да, лиф этот тоже был залит красным. Я брезгливо скинул ее с руки, чувствуя, что раздражение, тревога, усталость меняется внутри меня на что-то другое. Словно мне в позвоночник встроили цветной калейдоскоп.

Вот же черт! Надо бы вернуться и дать по ушам бармену! Я не мог предвидеть такую подставу! За счет заведения? Ничего себе у них тут сервис. А с вижу и не скажешь — помойка помойкой. В таких местах по определению не могут добавить в воду что-то дороже клофелина. А тут экстази! Эту бурлящую радостной пеной волну я знаю со старшей школы. Ради такого теплого счастья, разливающегося шампанским до самых кончиков волос 15-летние подростки готовы на многое. Потом от корней волос до кончиков пальцев волна откатывает, оголяя нервные окончания. Звук, свет, запахи становятся ярче, а жизнь приятнее. Под экстази даже посреди помойки словишь олифактороное возбуждение. Да что там запахи, через 20 минут после приема дозы человека возбуждает все что угодно. Лучше бы я загнулся от жажды, честное слово! Теперь надо бы влить в себя литра полтора воды и хорошенько проблеваться, чтобы хоть частично отпустило. Но действовать нужно быстро! Накрывало меня с сумасшедшей скоростью. Мой возраст или новые технологии, — что-то ускорило процессы в организме. Когда мне было 15-ть, мы ждали прихода около получаса. А тут и пяти минут не прошло. Со стремительно покидающей меня тоской я оглядел шевелящейся в ритме танца зал и осознал, что пока я доберусь до туалета, я уже раз пять кого-нибудь трахну. И не факт, что это будет человек.

И тут я увидел его. Мой главный подозреваемый в десяти метрах от меня двигался сквозь толпу, энергично работая локтями. Он подбирался к Маше. Вот оно мое предчувствие. Вот кого ждал весь мой организм, едва я очутился в клубе колледжа! Я узнал его сразу. Человек, хладнокровно спланировавший два жестоких нападения на девушку, ради которой я готов был умереть. Мы оба любили ее. Как он мог причинить ей страдания, вот что не укладывалось у меня в голове. Чего он добивался? Трудно сказать. Сейчас важно было другое. Он шел к ней с дурными намерениями. Это у него на физиономии было нарисовано — брови решительно сдвинуты, губы кривит циничная усмешка. Вместо полноценного идиотского костюма, на нем дорогой пиджак и только красные рожки на голове. Дэнди, черт бы его побрал, в стиле Хэллоуин. Перед глазами у меня плыло. Наркотик уже поразил глазные нервы, и те отказывались передавать реальное изображение. Сознание стремительно погружалось в сизый туман с мельтешением размытых огней, со взрывами хохота, с волнами неоправданного удовольствия. Меня тянуло на поверхность, меня манил новый мир, полный ярких красок и чувственных наслаждений. Я держался за сумрак из последних сил. Нельзя выныривать. Нельзя сдаваться! Человеческий организм — это химических завод, замкнутая система, которая функционирует на том, что производит. Запусти в процесс иной компонент, и все пойдет вразнос. Никакой разум не может воздействовать на чувства и желания. Потому что разум — он тоже продукт химических реакций. А если химические реакции неправильные, разум становится чужим. Сейчас мой разум забирал под себя амфетамин. Я должен успеть спасти Машу. Я ринулся в толпу, шатаясь и пыхтя. Ноги не слушались. Я словно попал в кошмар, когда нужно бежать от опасного преследователя, но ты вязнешь в песке или жидком асфальте.

— Эй! Какой милый вампир. Отсоси моей кровушки! — на мне повисла девка в черных лохмотьях и жарко прошептала в ухо, — Или тебе отсосать?

В штанах тут же стало тесно. Да мать вашу! В ушах зашумело. Я скинул с плеча навязчивые руки. Она зашипела за спиной недовольной кошкой. Только что когтями не полоснула. Маша была уже близко. Еще ближе, еще. Мой противник меня обгонял. Я поднажал.

— Сладкий, — мне в лицо врезались пухлые губы рандомной телки, обдав клубнично-водочным выхлопом.

О да, я готов был на нее накинуться. В штанах запульсировал зверь, требуя законной добычи. И все же я толкнул ее на своего врага. Он уже почти коснулся Маши, но улетел в сторону, уносимой клубнично-водочным наслаждением. Наконец, мои трясущиеся пальцы сомкнулись на тонком запястье Маши. Я упрямо потянул ее в тень колонн у стены. И все! Меня накрыло с головой. Меня бы и без всякого экстази накрыло. Ее нежная кожа, запах ее духов, ее глаза, ее огненные волосы, ее мягкие губы, — я даже ой сказать не успел.