Охота на «Сокола» (F-16)
Шрифт:
«David Gobunia, 1938 года рождения, место рождения город Москва. С 1995 года гражданин Германии проживает во Франкфурте-на-Майне по улице Фридрих штрассе 18. Владеет небольшой турфирмой, которая специализируется на приеме туристов из России, Грузии и Прибалтики. К уголовной ответственности не привлекался, ведет добропорядочный образ жизни. Проживает с женой в собственном доме. С соседями поддерживает дружеские отношения. Долговых обязательств не имеет. В октябре 1998 года был госпитализирован по поводу второго инфаркта. Через два месяца был выписан, от имплантации кардиостимулятора отказался. Состояние здоровья удовлетворительное. Систематически наблюдается врачами. Ежедневно совершает послеобеденные пешие часовые прогулки в близлежащем парке. Фотографии Gobunia прилагаются».
Она выследила его в безлюдном в это время суток парке, около озера. Он сидел на скамейке, на краю берега и мирно кормил уток. Высокий, поседевший джентльмен, в отлично сшитом твидовом костюме от Armani, с золотым перстнем на пальце. Она тихо подошла
– Пришла твоя Смерть, Давид. У меня нет времени, не торопясь, насладиться твоими мучениями. Ты умрешь быстро, быстрее чем мне хотелось бы. Единственное, что я могу тебе позволить – это узнать перед смертью, что ты мне больше ничего не должен. Ты сполна расплатишься своей жизнью за надругательство над моей юностью. Эти слова Гали произносила про себя.
Давид вдруг резко повернулся назад, как будто кто-то грубо толкнул его в спину. Он узнал ее мгновенно. Гали открыла сумочку и вынула что-то внешне очень похожее на авторучку. Со времени знаменитого, вошедшего во все учебники по разведке, смертельного укола зонтом болгарского диссидента в Лондоне, утекло много воды под мостами Темзы. Техника спецслужб, для гуманного, безболезненного «сжатия срока жизни» приговоренного человека, сделала огромный скачок. Через пару – тройку лет, уже появятся средства ликвидации людей на базе нанотехнологий. Гали держала в руках газовый пистолет стреляющий микрокапсулами с тетродотоксином. После бесшумного выстрела, на теле цели оставалось микроскопическое входное отверстие. Оболочка и содержимое растворялись в теле через 15–20 секунд. И со святыми упокой. Медики обычно констатировали инфаркт.
Лицо Давида исказила гримаса ужаса, оно стало малиновым от прилива крови. Широко раскрытый рот судорожно хватал воздух. Он попытался вскочить. Но ноги подвели его, они как будто прилипли к земле.
– Пощади! Не убивай! У меня внуки, – хрипел он. – Прости ради всего святого, возьми все. Он стал судорожно срывать перстень с пальца. Давид сделал вторую попытку встать, но неожиданно схватился рукой за сердце и рухнул на скамейку. Гали быстро огляделась по сторонам – никого. Она присела рядом. Он не дышал, тело обмякло, глаза бессмысленно уставились на уток, ожидавших очередных кусочков хлеба. Давид был мертв.
На скамейке спокойно сидел пожилой мужчина, которого, видимо, сморил полуденный сон. Рядом у его ног крутились утки. Единственные свидетели акта возмездия.
Гали чувствовала себя удивительно спокойно. Не было ни страха, но не было и чувства удовлетворения от свершившейся справедливой казни.
Даже если в этот момент рядом оказались случайные свидетели или полицейские, у них не нашлось бы оснований обвинить мадам Легаре в смерти господина Гобуния. Она даже не могла представить, что этот мужчина, кормивший минуту назад у нее на глазах уток, мертв.
Оружие, которое в этот раз не понадобилось, надежно спрятало озеро. ”Каждый раз бросая в воду камень – попадаю точно в центр круга” (Конфуций.)
Едва покинув парк, Гали, вдруг затрясло, как осиновый лист. Казалось редкие прохожие оборачиваются и осуждающе смотрят ей в след. Она прошла быстрым шагом минут пятнадцать и только потом взяла такси. Вышла из него за квартал до гостиницы, осторожно проверилась, кажется, все было спокойно. Анализ потом, сейчас только отдых и капсулирование события. «Ковер страха надежно спрячь в сундук спокойствия.» В номере, сбросив с себя одежду, встала под горячий душ, легла в постель и тут – же забылась. Это был управляемый обморок, спасибо Анатолию – научил.
Через три часа, она уже сидела в удобном кресле самолета. Автоматически начался внутренний диалог:
– Молодец, умница! Наконец он получил по заслугам, гадина! Он не просто сдох, он сдох от страха, глядя мне в глаза.
– Ты убийца! Кто дал тебе право лишать человека жизни? Ты была готова убить его и принесла оружие. А если бы его у тебя не было, у тебя хватило бы сил задушить Давида собственными руками. На тебе тяжкий грех и ты его не отмолишь никогда!
– Но он умер сам. Бог свидетель. Я не стреляла в него.
– Если бы ты не появилась у озера, он еще пожил отведенное ему время на этом свете. Ты убила не восемнадцатилетнего Давида, а убеленного сединами старика. Почему ты не перегрызла им глотки в ту жуткую ночь? Испугалась, что не справишься? Ждала тридцать лет, чтобы, наконец, получить удовольствие от мести?
– Нет, я не испытываю никакой радости. Вернее, она есть, но есть и страх, архитипический страх – нельзя убивать себе подобного. А сейчас эти мощные чувства борются во мне, и я еще не знаю, какое из них победит. Но, я твердо решила, Георгий тоже должен ответить.
Пришло время платить за совершенные мерзости, и здесь нет срока давности.
Самолет уносил Гали все дальше и дальше от города, парка, озера и скамейки, на которой, может быть, еще сидел, погруженный теперь уже в вечный сон гражданин Германии.
В один из приездов Гали в Москву, Изольда поведала, что объявился Снегирь! Оставил номер телефона и просил передать, что хотел бы пересечься с мадам.
– На ловца и зверь бежит – подумала Гали. – А, вот почему он вдруг меня вспомнил?
Изольда с немалым трудом отыскала визитку, которую она припрятала, для сохранности.
Гали в этот же день позвонила старому приятелю.
– Я тебя как куколку одену, лаковые туфельки куплю – пропела она в трубку.
– В ресторан на Соколе заеду, и сыграем в карты по рублю – немедленно последовал ответ.
– Обещал туфельки и зажал. А я все жду
– Ноу проблем, встречаемся через час у ГУМа.
– Привет красавица, рад тебя услышать.
– Привет, Снегирек, даже не верится, что такое возможно. По голосу, ни за что бы тебя не узнала. Голос, то ли оперного баса, то ли надсмотрщика рабов на галерах.
– Ха-ха-ха, последнее мне нравится больше, да и ближе. А вот твой голос не изменился ни капельки, ей богу.
– Ну уж, ты скажешь. Давай прошвырнемся, для начала, по нашим местам. Забиваем стрелку у «Художественного», идет?
– Уже жду.
Встреча друзей юности, не видевшихся почти сорок лет, дорогого стоит. Она и длиться может с десяток часов.
Около кинотеатра, как всегда, было многолюдно. Гали, стояла в сторонке и прочесывала глазами поток. – «Уже жду, жду», а где ты и как тебя узнать? Ожидавших было много, кто нервно посматривал на часы, кто, как и она, вертел головой на триста шестьдесят градусов. Рядом, в пол оборота к ней, стоял солидный мужик, в темных очках, лица не видно из-за букета роскошных бархатисто – красных роз. Когда – то пацанкой, она мечтала о молодом царевиче, который каждый день будет дарить ей такие цветы.
– Козел, давно за шестьдесят, а все туда же, ждет какую-нибудь сыкуху…Вдруг ее как-будто ударило током.
– Господи! Так это же Снегирь! Быстрым движением она сняла очки с его носа. Смеющиеся глаза другаря она узнала сразу.
– И как долго ты собирался тереться о мой бок, негодник?
– Пока бы не узнала.
Они обнялись. – Это тебе, твои любимые. Или, ты любишь теперь другие?
– Да, нет розы я обожаю всю жизнь. Спасибо тебе. Ну что, пройдемся по нашим местам, если от них что-то еще осталось?
– У меня мерс, могу тебя покатать.
– Давай сначала пройдемся. Кто ты теперь и чем занимаешься? По твоему прикиду и тачке – живешь, не бедствуешь?
– А тебе это интересно?
– Ну, конечно. Мы же не виделись целую вечность.
– Тогда слушай и не удивляйся. После первой ходки, ты помнишь, было еще четыре. В общей сложности, из 63 прожитых лет, я пыхтел на шконке 19 лет 3 месяца 16 дней. Но на судьбу не жалуюсь.
Гали вздрогнула, ее Снегирек настоящий уркаган! Может он мотал срок и за убийства?
Снегирь, как-будто почувствовал ее настроение.
– Не бойся, чужой крови на мне нету.
– Ты женат, у тебя есть жена, дети?
– Семьей так и не обзавелся. Пеленки, чашки, ложки, поварешки – это не про меня. Да и какая женщина согласится быть моей Пенелопой?
– Я могу спросить, а как ты сейчас?
– Как бы растолковать тебе по-понятнее? Ты в Москве наездами, жизни сегодняшней не знаешь. Но, по большому счету – народ не живет, а выживает. Каждый крутится, как может.
Власть – сама по себе, народ – сам по себе. Беспредел полнейший. Все продается и покупается. Разлагается власть, а глядя на нее и народ, по принципу – им можно, а почему мне нельзя?
Можно купить место депутата Госдумы, должность префекта, губернатора, судьи и любую другую. Любые дела в суде выигрывает тот, у кого больше башлей.
– Чем я зарабатываю на жизнь и бензин? – Восстанавливаю справедливость! Ко мне приходят люди, у которых нет денег, чтобы отстоять справедливость в судах и у власти.
У тебя могут отобрать все – квартиру, магазин, завод, фабрику. Часто это делается под крышей ментов, омона и прочих «силовиков». Обиженные и ограбленные идут к нам, к тем, кто живет не по законам, а по понятиям. Мы им помогаем защитить себя. Правда, при этом приходится нарушать законы, но справедливость выше любого закона! Это, я давно понял.
– Ты все расчухала?
– Вполне…значит ты и мне можешь помочь?
– Давай, пока я тобой любуюсь, только ты попредметней. А потом, мы за кордоном пока не работаем. Хлопотное это дело.
– Мое дело, местное, московское.
– Тогда, вот тебе мои уши.
Гали впервые рассказывала казнь над собой постороннему человеку. Хотя, какой он посторонний. До этой минуты все, что произошло тогда в квартире этой сволочи, знала только она.
Снегирь слушал молча, не перебивая. Они присели на скамейку около детской песочницы во дворе какого-то дома. Снегирь держал руку Гали в своей и чувствовал нервную дрожь.
– Что ты хочешь? Можешь не сомневаться – сделаю все. Почему я стал тебя искать? Из нашей арбатской кампании остались только ты да я. «Беспалый», «Шкет», Валера – все уже греются с другой стороны солнца… Захотелось увидеться напоследок.
– Я кое что разузнала. Гобуния живет в том же доме, в котором жил раньше. Построил особняк в Подмосковье. У него ресторан грузинской кухни в центре города, удостоверение помощника депутата, и прикормленные окружные менты. Как видишь, прикрыт со всех сторон, паскуда.– Подожди, ты сказал напоследок? Ты собрался куда дернуть?
– Об этом в следующий раз, лады? Последний раз спрашиваю – о чем гутарим?
– Я хочу вернуть ему одну вещь. В ту ночь, я сорвала с его шеи золотую цепь. Вещь чужая, надо отдать владельцу. А еще хочу, чтобы два, лучше три амбала сделали с ним то, что он сделал со мной.
– Пиши точный диагноз.
– Хочу, чтобы они разворотили ему пердило, да так, чтобы раком ползал остаток дней своих.
– Я всегда держал тебя за умную, а сейчас гонишь порожняк. В Зорро играешь? Вернешь цепь – задымишься, кумекаешь?
– Да, ты прав. Но я хочу, чтобы он обязательно узнал, за что расплатился своей жопой. Только, как это сделать?
– Хорошо, дай время подумать. Когда ты уезжаешь?
– Через неделю. Но если надо, могу остаться.
– Не гони коней, перед отъездом еще увидимся.
Прощаясь, Снегирь нежно обнял Гали и прижал к себе. – Не дрейфь, подруга, прорвемся.