Охота на сурков
Шрифт:
Парень с располагающим лицом:
— Охота? Какую охоту имеете вы в виду?
— Очень уж похоже, что вы подстерегали добычу.
— Подстерегал? Ничччего себе. Вполне может быть, я и вправду кое-что хотел подстрелить.
— А! Хотели кое-что подстрелить.
— Вполне может быть, что сурка.
— А! Сурка.
— Вполне может быть. Нашей вон «лейкой». Щелкнуть хотел.
— Щелкнуть. Вот оно что. Но штатив-то разве не удобнее поместить навалун. А не завалун?
— В конце-то концов это наше дело, — отрезал Пепельный; и возразить было нечего.
Разговаривал со мной только он, и
17
Площадь в Вене, на которой находятся правительственные учреждения.
— Наше дело, не правда, Шорш?
Шорш, Шорш: краткая форма от Георга. Судя по этому, тот, к кому обращались, был Мостни. Он еще не проронил ни слова, только таращился на меня, но глядя не в глаза мне, нет, а поверх глаз, на шрам, глядел с тупым выражением белесопористого лица, в котором я усмотрел дикую ненависть. На риторический вопрос того, кто разыгрывал начальника, этого Й. Крайнера (так внес он себя в списки Клуба аллергиков), Мостни не ответил, и выражение его лица и его молчание мне не понравились, а близкий рокот Розега в подобном сочетании не нравился мне тем более.
Внезапно я подумал, что игра, в которую я ввязался, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО таит в себе потенциальную опасность, но все-таки сказал:
— Разумеется, ваше дело. Одно только странно, что, м-м, поставив аппарат на штатив, на высоту человеческого роста, вы опустились на колено, чтобы щелкнуть и сделать моментальное фото. Потому я и задаюсь вопросом, не собирались ли вы, вполне может быть, вовсе не лейкой «щелкнуть» сурка, а… м-м…
Пепельный слегка повысил голос:
— А?..
— А… — я нарочито, хоть и легонько шевельнул лежащий в левом кармане камень, — а скажем, к примеру, из пистолета… или мелкокалиберной винтовки.
— Хоть и так! — возразил тот, кто внес себя в список под фамилией Крайнер, еще громче. (Но оскорбительного в этом ничего не было.) — А хоть бы мы и собирались подстрелить сурка из пистолета — вы что, за это отвечаете? Разве вы лесник?
— Нет, я аллергик, как и вы.
— Ну, подумай, Шорш! Три аллергика — хороша компания.
Впервые Пепельный обменялся со своим напарником взглядом, выдававшим их тайный, их таинственный сговор, в ответ на что молчальник опустил уголки губ в дурашливой усмешке.
— Если вы собирались подстрелить сурка, как вы изволили выразиться, то я, хоть и не лесник, вынужден буду принять меры. Ибо я охотник-на-охотников-до-сурковохочих.
— Как это?
— Охотник-на-охотников.
— Ты слышал, Шорш?
Рокот горного ручья. С ума сойти. Если я несправедливо подозреваю этих двоих, то они, судя по нашему разговору, считают меня сумасшедшим. Если же подозрение мое СПРАВЕДЛИВО, так тем более, и не просто сумасшедшим, а даже самоубийцей.
Но Пепельный неожиданно повернулся ко мне спиной и, сняв камеру со штатива, подбородком подал знак растянувшему в ухмылке рот сотоварищу.
Тот сей же миг перестал ухмыляться, сошел
Но во всяком случае под ним оружия не оказалось. Оставался полуразвязанный рюкзак из горчичного брезента.
Ухватив альпеншток мадам Фауш, я с деланной бойкостью подскочил к рюкзаку; в левой руке плед, в правой альпеншток — карикатура на тореро. Белобрысые парни с удивлением таращились на меня.
Черт побери, что готовит мне следующий миг?!
Следующий миг приготовил мне оглушительный щелчок.
Щелчок бича: по шоссе, что тянулось вдоль противоположного берега, возвращалась та самая запряженная двумя мулами фура. На этот раз они двигались в гору, и возчик, в грубой василькового цвета куртке, шагающий рядом со своей фурой, пустил мерно покачивающих головой животных шагом и щелкнул бичом, перекрывая рокот ручья, по всей видимости, чтобы поприветствовать нас троих, «компанию аллергиков». Махнув ему в знак привета альпенштоком — в ответ он вторично щелкнул бичом, — я сложил плед и с наигранной вежливостью, точно третьесортный актер, сказал:
— Раз уж я помешал, уважаемые господа, разрешите оказать вам помощь. — И подал плед Соломенному.
Но тут явились еще двое.
Бесспорно, англичане, оба под пятьдесят, долговязые и тощие. Мужчина нес тяжелый, ветхий и какой-то замшелый рюкзак, с мотком каната и флягой, он был в фетровой с защитными очками шляпе, в потертых бриджах; и так же, как и его спутница, в запыленных горных ботинках, подбитых железками; остроносый, очки в никелированной оправе — в чем спутница, видимо, подражала ему. Неуклюже ступая, слегка выворачивая носки тяжелых ботинок, они спускались с глетчера и, хотя красотой не блистали, зато положительно излучали доброжелательство; во всяком случае, так мне казалось. Ненавязчиво активную обороноспособность англичанина выдавал не только ледоруб, который тот держал острым концом вперед, но и ледовый крюк за плечом. Он был тщательно выбрит, между тем как у жены его подбородок и щеки покрывала седоватая щетинка. Выйдя точно из грота, из-за косо торчащей гранитной глыбы, они шагали по шоссе на Русселас, в сторону городка. А между ними выступала, да, выступала Ксана.
— That’s my husband [18] , — сказала она, не обращая внимания на белобрысых парней.
— Webster, — представился англичанин с суховатой учтивостью. — My wife. How do you do? [19]
— How do you do [20] , — ответил я, слегка кланяясь миссис Вебстер.
Приятно, что оба не выказывали ни малейшего желания обменяться рукопожатиями.
Молодые венцы между тем безмолвно вышли на дорогу и направили свои стопы к пастбищу «второму», в сторону глетчера. Соломенный нес рюкзак с пристегнутым пледом, его «начальник» навесил на себя два кожаных футляра: фотоаппарат и штатив.
18
Это мой муж (англ.).
19
Вебстер… Моя жена. Здравствуйте (англ.).
20
Здравствуйте (англ.).