Охота на сверхчеловека
Шрифт:
Агентства побаивались все.
– Так вот… э, очень приятно… – Семен вытер пот со лба. – Но зачем я? Почему…
– Почему я заинтересовался вами? – полковник откинулся на стуле, провел рукой по темным с проседью, коротко стриженым волосам. – Дело в том вызове, который вы получили из Праги.
– Откуда вы о нем знаете?
– Не смешите меня, – Ашугов улыбнулся, криво и зло. – Мы отслеживаем контакты хоть сколько-нибудь заметных людей. Для их же собственной безопасности, само собой.
– Вот как? Но что вам за дело до старых
– Вот тут вы ошибаетесь. Кто, по вашему мнению, сейчас угрожает стабильности и миру на территории Евросоюза? – полковник наклонился вперед и, опершись локтями на стол, сложил руки перед лицом.
– Ну… – Семен задумался. – Мусульманские террористы? Китайцы? Депортанты?
– В некоторой степени – да. Но также существуют влиятельные политические силы, решившие, что наша программа по очищению Европы от инородных элементов – первый шаг к возрождению фашизма.
Менее трех десятилетий назад, после массовых погромов во Франции, Англии и Норвегии, европейцы неожиданно обнаружили, что едва не стали меньшинством в доме предков. Нашлись разумные политики, не ставшие в открытую провозглашать лозунги «Европа для белых» и «Политкорректность – путь к гибели», но сделавшие все, чтобы они воплотились в жизнь.
Евросоюз стал единым государством, а через несколько лет миллионы недавних мигрантов и их потомков обнаружили, что не являются его полноценными гражданами. Вспыхнувшие повсеместно бунты оказались подавлены без жалости, политика Белого Возрождения провозглашена официально. А еще через год первые конвои с депортантами отплыли из Марселя и Осло.
Они подходили к берегам Алжира и Пакистана, других стран, откуда происходили заполонившие Европу чужаки. Военные корабли подавляли сопротивление ВМС этих стран. А транспортные суда высаживали на сушу людей, недавно обитавших в арабских или черных гетто.
Остатки мирового правозащитного движения подняли дикий вой, но Евросоюз не обратил на него внимания. После того, как измученная войной с Китаем Россия вошла в его состав, он стал второй по силе державой, отодвинув на третье место расколотые на Север и Юг США.
Все это Семен прекрасно знал. Видел и некоторые параллели с поступками того же Гитлера после прихода к власти. Но в том, что говорил Ашугов, он не обнаружил логики. Ведь если бы имелись желающие превратить Европейский союз в фашистскую державу, они бы попытались это сделать, не дожидаясь, пока будет найден какой-то архив. Да и откуда они вообще могли знать, что он будет найден?
– Не понимаю… – несколько растерянно сказал Радлов.
– Боюсь, что вынуждены будете понять. Нам необходимо, чтобы вы держали нас в курсе ваших исследований, – в голосе Ашугова появились металлические, лязгающие нотки. – Чтобы по первому слову предоставляли нам всю информацию, не утаивая ничего. Есть вероятность, что содержание этого архива может угрожать безопасности Евросоюза.
– А
– В этом случае, – полковник растягивал слова, будто смакуя каждое, – мы перестанем обеспечивать вашу безопасность… Ясно?
– Нет. Разве вы раньше ее обеспечивали? И вообще, я не вижу причин, по которым АСИ может интересоваться моей работой, – Семена понесло.
Он прекрасно знал за собой это свойство. Обычно мягкий, покладистый и даже трусоватый, в ситуации, когда его припирали к стенке, Радлов становился на редкость упрямым и даже агрессивным.
– Главное, что мы видим эти причины, – Ашугов не обратил на вспышку собеседника внимания. – И если мы сочтем нужным, то вынуждены будем уничтожить источники потенциально опасной информации.
– Архив?
– Боюсь, что и тех, кто о нем знает, – полковник полез в нагрудный карман и вытащил пакетик мятных леденцов. По комнате поплыл резкий запах. – Все, разговор окончен. Наши люди в Праге будут держать вас под присмотром. Я надеюсь, вы понимаете, что содержание этой беседы должно остаться в тайне?
Семен кивнул и поднялся, едва не опрокинув стул. Ощущая спиной злой взгляд Ашугова, дошел до двери.
– Прошу за мной, – сказал полицейский.
Все время, пока они шли до третьего гейта, сердце Радлова бешено колотилось, а в голове вспыхивали и гасли пропитанные страхом мысли. Что это за архив, если он попал в поле интересов АСИ? И Агентство заинтересовалось им настолько, что заявило о своем внимании открыто. Что делать дальше? Работать как ни в чем не бывало, зная, что ты под колпаком? Или плюнуть на все и вернуться домой?
Решения он так и не принял, а когда повторно миновал сканер, отступать оказалось поздно.
– Вот я попал, как таракан в посудомоечную машину, – пробормотал Семен и огляделся, пытаясь обнаружить замаскированные камеры слежения.
Он знал, что они здесь, что изображение с них поступает в службу безопасности аэропорта, но в то же время и в АСИ. Точно так же, как данные со сканеров в жилом комплексе, Нижегородском университете или в том же «Доскино-13», со всех уличных и частных камер. Агентство могло при желании следить за тем, как перемещается тот или иной человек, не отрывая жирных задниц от кресел.
Размышляя об этом, Радлов добрался до места, где кишка трапа упиралась в борт стратолета. Тут его встретила стюардесса, облаченная в мини-юбку и полупрозрачный топик.
На правой груди кокетливо мигал символ «ЛюфтАйр» – белый голубь в венке из березовых листьев.
– Прошу вас, поторопитесь, – сказала она, пряча за улыбкой нервозность. – Только вас и ждем.
Семен нырнул в люк, свернул направо, мимо санузла. Ежась под сердитыми взглядами пассажиров, прошмыгнул к своему месту в середине салона, у прохода. Едва уселся в кресло, замигала спроецированная прямо в глаза рубиновая надпись «Взлет!». Огромный лайнер неспешно двинулся с места.