Охота на уродов
Шрифт:
Туман закусил губу, потом заворчал:
— Такой умный, сам бы и валил.
— И завалил бы.
— Ага. Обгадился бы…
Тюрьма выудил из-за ящиков бутылку «чернил», которые вчера не допили, и жадно присосался к горлышку.
— А мне? — капризно воскликнула Кикимора. Тюрьма только отмахнулся и осушил бутылку до последней капли.
— Жила, — скривилась Кикимора.
Помолчали. А потом полились слова. Шварц и Кикимора не были на месте расправы, и Туман, сбиваясь, сатанея от восторга, который вливался в него откуда-то из потусторонней тьмы, взахлеб в который раз
— Я вижу. Гусь уже обделался… Вижу, сейчас на брюхе поползет, начнет умолять… Я чего, садик, что ли? Мне оно не надо. Я ему — молись, гнида… И в грудину шмальнул. Он сразу — херак. Готов…
Тюрьма насупился. Он случившееся не комментировал. И особого восторга не испытывал. Он отлично видел, что Туман едва не сплоховал, ему было страшно, и бомж чуть не отобрал у него пистолет. И что было бы тогда?
— А потом в башку ему… Ничего не чувствуешь. Будто в бутылку стреляешь… Кайф!
Кикимора смотрела на него со смесью ужаса и восхищения. Он был определенно герой ее романа. — Чего молчишь. Тюрьма? — недоброжелательно покосился на него Туман.
— Большая заслуга — бича замочить, — буркнул Тюрьма.
Наконец разговор иссох, как источник в пустыне… Вернувшись домой, Туман хорошенько укололся, так что едва не перебрал дозу. Долго отходил. Потом раскумарился… Сперва в квартире он был один, валяясь, уткнувшись в грязные простыни. Позже приплелась маманя, полупьяная, злая, с фингалами под обоими глазами.
— Народец, — хрюкнула презрительно она. — Бутылку жалко на улице оставить.
Она жила, собирая бутылки, и вела за место под солнцем постоянные бои, которые по накалу страстей могли дать фору мафиозным разборкам.
— Дома — шаром покати, — гнусаво ворчала она, обшаривая неработающий холодильник и шкафы. — Балбес вымахал, а я за ним ходить должна, кормить с ложечки. "
— Ты, харя! — возмутился Туман, наконец начавший выныривать из наркотического забытия.
— Выкормыш! Гаденыш!
Туман схватил табуретку и запустил ее в маманю. Табуретка угодила ей по руке. Маманя, опустившись на пол, обхватила голову и взвыла во весь голос:
— Уби-ил! Убил, паскудник! Сыночек родной, уби-и-ил!
— Заткнись! — взвизгнул Туман, подскочил к ней и пнул ногой.
Подействовало — маманя замолчала, опасливо глядя на сыночка.
— Еще квакнешь — убью… И тебя, и хахалей твоих!
— Гад паскудный, — прошептала маманя, тяжело поднимаясь, и прошаркала на кухню.
Самочувствие у Тумана было отвратное. Очнувшись в очередной раз, ощущая, что его бьет колотун, а во рту будто птицы нагадили, он побродил кругами, как робот, по замусоренной пустой квартире и обнаружил, что почти тысяча рублей — те самые, которые забрали у азера, пропали из кармана.
— Вот падла, — прошипел он, вскипая.
Если бы в тот момент он застал маманю, порвал бы ее, как Тузик грелку. Но ее в квартире не было. Зато на кухонном столе присутствовали вещественные доказательства ее загула — среди ошметков ветчины и воблы, рядом с пластмассовой бутылкой «фанты» возвышалась пустая бутылка из-под «Мартини».
— Ни хрена себе! — оторопело уставился на бутылку Туман, пытаясь врубиться, что
Он знал, что эта бутылка в магазине стоит три сотни рублей. И полагал, что маманя скорее сдохнет, чем купит что-то дороже дрянного спирта, размешанного с водой и клофелином для большего кайфа и меньшего градуса, который гонят азеры и продают из-под полы за бросовую цену. Но никто «Мартини» приволочь в дом не мог. Получается, купила ее маманя. Из тех самых рублей. Чего ее дернуло? Может, какое-то дремлющее внутри желание хоть один вечер пожить красиво и насладиться дотоле неведомым ей таинственным напитком, воспринимавшимся как амброзия. «Я хочу жить красиво», — несколько раз заявляла она, когда пила особенно много и особенно дрянную водку. И вот, кажется, мечта ее сбылась.
В общем, маманя выжрала бутылку «Мартини», забрала все деньги и смылась, небезосновательно опасаясь гнева своего сына.
— Прибью суку.. Застрелю, — пробурчал он… Самое хреновое, что деньги были последние. Оставалась еще доля «герыча», которую он получил в результате дележки — после всего у него было граммов десять, количество огромное, на полтысячи долларов потянет. Но расставаться с чистейшим розовым героином он не хотел. В крайнем случае разбадяжит побольше и начнет толкать по «чекам» — дозам в одну десятую грамма, благо желающих полно. Не тут, так в Москве. Но это на крайняк.
На улице было тепло. Казалось, что тротуары превратились в палубу океанского лайнера. Ощущение знакомое. Пока Туман еще мог заставить себя самостоятельно слезать с иглы, но с каждым месяцем это становилось все труднее. Со временем от ломки без метадона не избавиться. Но это когда еще будет!
В подвале было пусто. Он полез к тайнику, вытащил оттуда «дипломат» со стволами. Взял один пистолет. Вернулся в комнатенку и стал завороженно его рассматривать. Он гладил его гладкие формы, при этом возникало сладостное ощущение, будто он гладит желанную женщину. Это возбуждало.
Послышался шорох. Туман обернулся, выставив перед собой пистолет.
— Убери! — нервно воскликнул Тюрьма.
— Ты чего?
— А ты чего?
— Сижу. Вас жду. Где все?
— Шварц свою долю героина продает. На мотоцикл почти собрал. Кикимора дома сидит. Ее предок запер.
— А ты?
— А что я? У меня маманя в Валаамский монастырь с паломниками укатила.
— Делать ей не хрена?
— Она верит, — в голосе Тюрьмы неожиданно появились теплые нотки. — Ее право.
— Ну да, — отмахнулся Туман. — А моя все бабки стырила.
— Бабки-бабули нужны. Иметь ствол и стрелять в бомжей, — презрительно покачал головой Тюрьма. — Козырно жить можем!
— Бомжей, да… Ты сам согласился!
— Теперь делом надо заняться.
— И чего? Банк взять?
— Поехали в Москву. Может, что надыбаем. Часы показывали начало второго.
— Поехали, — кивнул Туман.
В три часа они вышли на площадь трех вокзалов. У Тумана было возбужденное состояние. Пистолет за поясом электризовал его. Но было жутковато, что могут накрыть с оружием. Любой мент подойдет… Не, менту просто так он не дастся. Пистолет готов к бою. Пусть сунутся, пусть попробуют!