Охота на волков
Шрифт:
От его извинений мне становится еще хуже. Уж слишком фатально они звучат. Так неизлечимому пациенту врач сообщает о его диагнозе.
— Давайте про варианты, — голос меня не слушается и я сиплю.
— Вариантов всего два. Первый очевидный, это смерть. Казнь, проще говоря, — жрец сереет от своих слов, но стойко продолжает. — Нет ни одной тюрьмы, способной удержать одержимого долгое время. Хаос — разрушительная сила, и она находит путь, чтобы мы не придумали. Несколько месяцев, год, и любая преграда будет уничтожена. Нас можно запереть на время, Игорь, но не навсегда.
Хтоническим елдаком
Да как его самого до сих пор не прибили?
— Второй, — с тяжелым вздохом говорит он, — это благословение великой девятки Иуну. Только боги могут решить, достоин ты или нет. Насколько чисты твои намерения и помыслы. Насколько ты подвержен влиянию безумия тьмы.
Дышать я забываю. Хотя звучит это не страшно, но тон жреца… Словно из загробного мира голос слышать. Что-то мне настойчиво подсказывает, что это благословение похуже казни. Или это местная особенность все нагнетать? Как только дело касается богов, начинается драма.
— Что это значит? Какой-то ритуал? — собираюсь я как перед ударом.
— Все сложнее. Тебе придется самому воззвать к великой девятке. И, если она ответит, убедить их в своей искренности. Открыть свои мысли, позволить прочитать себя. Толика сомнений и ничего не получится. От великих богов ты не скроешь истину.
Спрашивать о том, что будет, если я облажаюсь, я не хочу. Тут вариант всегда один — небытие. То есть мне нужно всего лишь созвать божественную верхушку, сознаться честно, что я долбоящер, но безобидный для рода человеческого и получить амнистию?
Звучит… странно. Опасно, но не настолько, чтобы так переживать, как делает это сейчас Нармер. Я не святой, но уж точно не замыслил ничего плохого. Чего мне бояться? То есть есть подвох. Я выжидательно смотрю и дожидаюсь продолжения.
— Всему есть цена, Игорь. И цена благословению великой девятки — служение. Ты станешь жрецом. Боги сами выберут, чьей силой ты будешь обладать, помимо родовой. Но твоя семья… Ты не сможешь вернуться к ним. Великая честь, пусть и великие обязательства.
Это ни хрена не пряник! Совсем не похоже на долбанную выпечку. Сука, не хочу я… А что вообще делают жрецы? Им вообще ничего нельзя? Целибат, кастрация и самоистязание? Хтонь, откуда вообще это в голове берется?
— Что… — мне приходится прокашляться. — Что делают жрецы?
— Нармер, — неожиданно влезает следователь. — Позвольте мне. Право, не все так плохо, а вы субъективны. По веским причинам, не спорю, но тем не менее. Не пугайте молодого человека.
Жрец моргает и удивленно смотрит на Пантелеева. Поджимает губы, но кивает. Никанор объясняет гораздо спокойнее и мягче.
— По сути это мало отличается от службы на благо империи, которую вам предлагали. И отличия эти в лучшую сторону. Меньше контроля, меньше формальностей. Отчитываться вам придется только перед императором. И перед советом верховных. И то не всегда. Жрецы практически никем не контролируются. Причина этому именно благословение великой девятки. Что может быть весомее доверия богов?
Что-то у них слишком разные версии насчет служения богам. Я недоверчиво хмурюсь и следователь кивает, понимая мои
— Это не значит, что вам будет позволено делать все, что угодно. Это работа, молодой человек. И прежде чем ее получить, вам придется многому научиться. И многое узнать. Воззвание к богам происходит дважды. До обучения и после. Слишком многие тайны вам откроются. А некоторые знания способны изменить не то что мнение, мировоззрение полностью.
Пусть меня до мурашек пугает то, что они оба перестали недоговаривать и юлить, но возможности! Я получу доступ ко всему, что мне необходимо. Не сразу, но получу. Боги отправили меня сюда, так что считай я им уже служу.
— Нармер, почему для вас это было так, хм, нелегко? — мне нужно выяснить все подводные камни.
Выбор пока у меня небольшой. Но я должен знать, к чему быть готовым. Жрец отводит взгляд, смотрит на Пантелеева и кивает ему. Что бы не произошло, самому ему до сих пор тяжело говорить об этом. А может боится сорваться.
— Брак, молодой человек. Свадьба с любимой, — с искренней грустью говорит следователь. — На жрецов не накладываются строгие ограничения, но брак с наследницей великого рода им недоступен. Запрета жениться нет, но я не знаю ни одного жреца или жрицу, вступивших в брак. Кто согласится пожертвовать семьей во имя службы? Это будет слишком мучительно для обеих сторон. Это тяжелый, но добровольный выбор служителей богов.
Да в какие тайны их посвящают, раз они сами ставят крест на своей семейной жизни? Хотя, кажется, это больше воспитание, чем желание беззаветно служить во имя всеобщего добра.
— То есть вообще все добровольно?
— Вы можете покинуть службу, — Никанор отвечает на вопрос, который я сам себе боялся задать. — Не в любой момент, через пару лет, но это возможно. Но я так же не знаю никого, кто бы это сделал. Вы все поймете сами. И сделаете свой выбор, если это будет угодно богам.
— Если… Если я откажусь? Что вы сделаете со мной?
Следователь молчит несколько долгих секунд, размышляя. Ну или делает вид, что обдумывает.
— Я понимаю, вам нужно время. Обдумать все, поговорить с семьей. У вас оно будет. Нармер за вас ручается и, какие бы отношения у нас не сложились, я склонен ему верить. Причину вы теперь знаете. Поэтому подумайте, не горячитесь. Если откажетесь… Сначала вас изолируют. Затем, скорее всего, посвятят в некоторые дела. И, скорее всего, вы все же передумаете. Но в этом случае получение благословения маловероятно. Не лучший поступок перед лицом богов.
— Игорь, — отмирает жрец. — Никанор прав, я слишком эмоционально отношусь… До сих пор… Это неважно для тебя. Немного времени у тебя есть, подумай. Но, прошу, не делай глупостей. Мне жаль, что так получилось. Пусть многие желают такой судьбы, но это их выбор. У тебя его нет.
Вот вроде почти убедили и снова. Нет выбора. Я вижу несколько вариантов. От побега до ухода с поста жреца спустя положенное время. Мало того, мне еще и время дают, чтобы эти варианты обмозговать.
— Я позже расскажу тебе то, о чем ты еще должен знать, — Нармер бросает быстрый взгляд на следователя. — Что могут и не могут жрецы. Наверняка у тебя возникнет много вопросов. И я на них отвечу. А сейчас нам с Никанором нужно побеседовать с остальными.