Охота на журавля
Шрифт:
— Какую капсулу?
— Да обычную, желудочную, от изжоги и прочих «животных» радостей. Я их постоянно пью. Активный бизнес не очень-то способствует хорошему пищеварению: и нервы, и питание не слишком размеренное. Ничего страшнее гастрита, но неприятно. А Надя старалась обычно дома поесть, поэтому у нее-то с желудком все в порядке было.
— А что за препарат?
— Да вот, — Куприянов открыл дипломат, достал флакон, показал мне. — Безрецептурный, в любой аптеке.
— Простите… А Виктор Андреевич
— Не помню. Возможно. В тот период я их чуть не горстями ел — нервы совсем разошлись.
— А сейчас?
— Как ни странно, в последние дни — нет. Может, два или три раза. Когда я убедился, что Надежда… что с ней все в порядке… наверное, для меня это было важнее, чем я думал. И как только все выяснилось… ну… брак наш и до того уже не спасти было, но я внутренне как-то успокоился.
— Эх, Валерий Петрович, вы в рубашке родились, — вырвалось у меня.
— То есть? — он нахмурился, начиная, видимо, о чем-то догадываться.
— Когда вы были в клинике… я правильно поняла, это был не первый раз? — Куприянов кивнул. — Вам в тот раз не приходилось покидать кабинет?
— Да, у него какие-то срочные вопросы возникли, он очень извинялся, но попросил в приемной подождать.
— А дипломат вы с собой брали или в кабинете оставили?
— Вы полагаете… — Куприянов надолго замолчал. Вытащил флакон, рассмотрел его, даже высыпал на ладонь несколько капсул… — А если… Впрочем, да. Несчастный случай, бесполезно.
Это уж точно — бесполезно. Вероятно, ему пришла в голову мысль сделать анализ тех капсул, что оставались во флаконе, но ведь что толку? Ну, откроют, посмотрят, обнаружат еще в нескольких барбитураты — и что? Никакой связи с «Тонусом».
33
Прелесть жизни — в ее непредсказуемости.
Ильин, как и договаривались, ждал меня на соседней улице, во дворике с петухом, и даже успел достичь с птицей полного взаимопонимания. Огненный страж приканчивал большой пакет чипсов и недовольно зыркнул на меня: не собираюсь ли отнимать, не устроить ли мне показательный бой? Майор был предельно краток — должно быть, как и я, порядком замерз.
— Новости?
— Ничего неожиданного.
— К тебе?
— Угу.
Доехали мы в полном молчании. Так же молча вошли в подъезд, подошли к моей двери… Однако, когда я уже нацелилась ключом в замочную скважину, Никита меня остановил:
— Погоди-ка.
Посветил на дверь фонариком и присвистнул.
— Правую руку покажи, — коротко распорядился Ильин. Я, ничего не понимая и, пытаясь из-за его плеча разглядеть, что же там такого
— Свеженькие.
Наконец я смогла увидеть дверь целиком. С первого взгляда она выглядела, как обычно, а вот со второго… Чуть ниже замочной скважины торчали два гвоздя, замазанные краской в цвет двери. Причем вбиты они были не до конца, а шляпки «откушены», так что торчали, собственно, острые огрызки. Как нормальный человек открывает стандартный замок? Правильно, вставляет ключ и поворачивает его, при этом рука попадает точнехонько на эти самые острия. И, естественно, расцарапывается до крови.
Ну и что? Может, и ничего, только могу поклясться на чем угодно — еще вчера никаких гвоздей тут не было. Никитушка не зря осмотрел мою руку: открывать дверь и не поцарапаться невозможно.
Я дернулась было позвонить соседям — попросить какого-никакого инструменту, дескать, замок заело — но Ильин отмахнулся:
— Обойдемся.
Взявшись за ключ левой рукой, он аккуратненько повернул его так, что даже не коснулся гвоздей. Войдя в квартиру, он, не раздеваясь, достал клещи, вытянул из двери гвозди и попросил у меня какой-нибудь пузырек. Чего-чего, а пузырьки из-под витаминов у меня накапливаются обычно в невероятных количествах — хоть фармацевтическое производство открывай. Мне почему-то жалко их выбрасывать — вдруг пригодятся. Вот и пригодились. Никита сложил гвозди в пузырек, посветил фонариком у порога, нашел откусанные шляпки, отправил их следом за гвоздями и, сообщив, что скоро вернется, строго-настрого приказал никому до этого не открывать.
— А Глебов? — только и успела спросить я.
— Глебов в дверь не ходит, — бросил Ильин через плечо и усвистал в неизвестном направлении.
Иннокентий, как и следовало ожидать, появился — на балконе, разумеется, — через пять минут. Чудеса, да и только! На этот раз он приволок — о господи! — кастрюльку с домашними котлетами. Как он с ней спускался?
— Это все Амалия… Пусть, говорит, хоть поест толком, а то она такая худенькая, наверное, и готовить некогда, все бегает. Да еще ты, ну, я, то есть, мешаешься. Я правда мешаюсь?
Ну и глазищи у него! Ждет ответа так, как будто от этого спасение жизни зависит.
— Балда ты, Глебов! Если бы мешался, я уж нашла бы способ тебя куда-нибудь сплавить. Опыт, знаешь ли, имеется. Не бери дурного в голову, а Амалии передай всяческие мои благодарности. Ну, и успокой ее. Насчет чрезмерной тактичности. Ты уже вроде бы как свой. Опять же, кто мне за хлебом, если что, сбегает…
— А что, надо? — тут же среагировало дитя.
— Сиди, реактивный, с хлебом нынче все в порядке.