Охота за невестой

Фэйзер Джейн

– Тебе не нужна компания в ванной?

– Она слишком мала для двоих, – ответила Пруденс.

– Мы могли бы потереть друг другу спину.

_ Невозможно этому противиться. – Она потянулась к нему и, улыбаясь, погладила по щеке. – У тебя выросла щетина.

– Пятичасовая щетина, – возразил Гидеон. – Обычно я бреюсь вечером и утром.

– Она мне, пожалуй, нравится, – сказала Пруденс. – Это увеличивает твое обаяние... Так ты выглядишь более суровым.

Он нежно потерся щекой о ее щеку.

– Значит, ты предпочитаешь суровых мужчин

нежным?

– В зависимости от обстоятельств, – ответила Пруденс. – Пойду в ванную, пока вода не полилась через край.

Он последовал за ней и смотрел, как она сбросила халат и мгновение постояла обнаженной, чувствуя его взгляд, не стыдясь своей наготы, будто предлагая себя ему, потом шагнула в воду.

– Право же, здесь нет места для двоих.

– Чепуха, – возразил он, тоже сбрасывая халат и входя в ванну с противоположной стороны. Вода плеснула через край, когда он усаживался, подтянув колени к подбородку.

Пруденс подсунула ноги под него и пощекотала его пальцами. Он схватил ее за щиколотки, и вода устремилась каскадом на деревянный пол.

– Прекрати, – сказал он, продолжая сжимать ее щиколотки. – Вода может просочиться вниз. Сквозь потолок.

– Я же предупреждала, что эта ванна слишком мала для двоих. – Она откинулась на спинку ванны, продолжая щекотать его пальцами ног.

Гидеон поднялся, и вода снова выплеснулась из ванны. Он сорвал полотенце с вешалки и бросил в образовавшуюся на полу лужу.

– Лучше я побреюсь, – сообщил он, возвращаясь в спальню за бритвой.

Пруденс продолжала нежиться в ванне, наслаждаясь интимностью их омовений. Это было на редкость волнующее и чувственное продолжение восхитительных минут любви, нечто, скрепляющее их отношения и в то же время создающее ощущение предвкушения. Она подогнула пальцы ног, потом провела намыленной губкой по бедрам и... между бедрами, лениво и неспешно возвращаясь мыслями к ранее пережитому наслаждению.

– Не нужна ли помощь?

Спокойный голос, вторгшийся в ее мысли, застал ее врасплох, и она широко распахнула глаза, только теперь осознав, что прежде они были закрыты. Гидеон, стоя у края ванны, смотрел на нее, и его серые глаза теперь стали почти черными.

– Нет, благодарю, – ответила Пруденс с достоинством, насколько это было возможно, когда она, совершенно голая, лежала в ванне. – Мы уже выяснили, что ванна слишком мала для игр.

Он рассмеялся, потянулся за сухим полотенцем, развернул его и держал наготове.

– Вылезай. Иначе я начну чувствовать себя лишним.

Она поднялась, взметнув фонтан брызг. Он обернул ее полотенцем и шагнул в ванну.

Пруденс вытерлась, скользнула в роскошный китайский халат и оставила Гидеона в ванне. В спальне она обнаружила накрытый стол, поставленный у камина, с откупоренной бутылкой «Пуи-Фюиссе», корзинкой горячих рогаликов и масленкой. Она налила вина в оба бокала, села за стол, разломила рогалик, густо намазала маслом.

Гидеон вернулся, когда она отпила из бокала.

– Как вино?

– Изысканное.

Ты не пробовал?

– Нет, но хозяин гостиницы заверил меня, что оно только что откупорено.

Он сел напротив. Его волосы были влажными, и Пруденс заметила, что, мокрые, они ложатся крутыми завитками. Это выглядело несколько фривольно и никак не вязалось с образом внушающего страх адвоката, каким он показался ей с самой первой их встречи.

Послышался стук в дверь, и в следующее мгновение появились два лакея. Они внесли трехъярусную подставку с целой горой морских деликатесов и поставили ее на стол.

– Устрицы, сэр Гидеон, сердцевидки, всевозможные моллюски, креветки и копченые мидии. Есть еще крупные креветки и клешни омаров, – сообщил один из лакеев, указывая пальцем на перечисленные дары моря.

– Благодарю вас.

Гидеон кивнул, и лакеи скрылись за дверью. Он взял маленькую острозубую вилочку и выбрал крошечного моллюска. Выковырял его из раковины и передал вилочку Пруденс.

Она тотчас же отправила моллюска в рот. Обычно она относилась к этим деликатесам с некоторым пренебрежением, но сейчас поняла, что глубоко заблуждалась. Вкус был изысканный. Она кивнула, соглашаясь с Гидеоном, и выбрала одного для себя. Теперь до нее дошло, что Гидеон придавал огромное значение еде. Они ели моллюсков, посвятив этому занятию величайшее внимание и время от времени прерывая еду довольным бормотанием, а когда лакей вернулся, чтобы убрать грязные тарелки и очистившуюся от еды подставку, они уже сидели, откинувшись на стульях и удовлетворенно кивая друг другу.

– Никогда бы не подумала, что суровый и педантичный законник может быть отъявленным гедонистом, – сказала Пруденс, нарушив молчание.

– Ошибаешься, моя радость, – ответил Гидеон. – Адвокаты ничем не отличаются от представителей других профессий. Пожалуй, еще более рьяно относятся к своему делу. Но у нас есть свои любимые клубы, любимые рестораны, любимые пабы. И там мы не особенно много разговариваем о профессиональных проблемах. Чаще стараемся наслаждаться жизнью.

Пруденс кивнула, размышляя о том, насколько легко слетали с его уст нежные слова. Это было приятно, тешило самолюбие, возбуждало, но казалось непривычным. Ее отец никогда не называл дочерей ласкательными и уменьшительными именами, да и мать редко употребляла их. Интересно, заметил ли Гидеон, что она обращается к нему только по имени? И что тон у нее изменился?

Появилась жареная утка в апельсиновом соусе с гарниром из сочной зеленой фасоли и хрустящего жареного картофеля. Была откупорена бутылка «Нюи-Сен-Жорж». Лакеи снова исчезли. Гидеон вонзил нож под хрустящую кожу жареной птицы. Потом сделал движение ножом вверх и взял вилку, чтобы насадить на нее румяную коричневую и тонкую, как бумага, корочку.

Подавшись вперед, он поднес вилку к губам Пруденс.

– Для адвоката нет большей радости, чем отдать лучший кусочек жареного эйлсберийского утенка любимой клиентке.