Охота за призраком
Шрифт:
– Результаты будущего анатомирования я, Данила Павлович, вам и сейчас готов предварительно сообщить. Новых сведений, полагаю, к обеду добыть не удастся. Специальные исследования понадобятся. Это не меньше двух-трёх дней в моих условиях.
– Что же ты молчишь? Выкладывай, в чём определился, – поторопил друга Ковшов.
– Начну с этого, – Дынин протянул Ковшову чёрный пакет, – посмотри, это я с утра, когда труп осматривали, фотографии сделал. Вполне достаточные для опознании личности. Я попросил местному фотографу отвезти, чтобы отпечатал. Мальчишки
– Да, ты просто чудо, Илья Артурович! – похвалил Квашнин, разглядывая вместе с Ковшовым чёрно-белые фотоснимки утопленника.
Фотографии были великолепными по качеству, не для слабонервных – по содержанию, ибо, что может быть безобразнее гримас смерти? Как ни старался, видно, фотограф при запечатлении физиономии покойника по возможности привести черты лица в соответствии с первоисточником – у судебно-медицинских экспертов это называется «реставрировать внешность», – результаты были плачевны. На Ковшова со сверкающего глянца листа смотрела ужасная маска смерти.
– Я, пожалуй, от ухи сегодня воздержусь, – только и мог прокомментировать разочарованный Квашнин и сплюнул.
Но несколько штук «портретов» забрал у Ковшова, оставил себе, сунув в планшет, остальные бережно раздал другим оперативникам. Понадобятся при опросе рыбаков и деревенских.
Ковшов продолжал изучать «портрет», что-то в лице убитого его заинтересовало. Нет, несомненно, оно было незнакомо. Что-то другое… Лицо было необычное. Не серое. Западало в память. Да, именно. Своими характерными особенностями лица покойник сразу бросался в глаза и повисал в памяти. Покойный был сух, как палка, и это отразилось на измождённом, повидавшем многое лице. Отвислый большой нос, наверное, малиновый при жизни и чёрный сейчас, дополнял впечатление. И три безобразные бородавки под левым глазом.
«Ну что же, – подумал Ковшов, – легче будет предъявлять для опознания. Вряд ли найти похожую неотразимость».
– Ранение почти сквозное. Наверное, заряд из самодельной картечи сечка. Мужики, если настоящие охотники, только на кабана с такой ходят, – стал перечислять Дынин. – Скорее всего, задето сердце, мужчина скончался сразу, не мучился. До того, как в воду попал. Он и понять ничего не успел. А картечь могла остаться в лодке. Так что, первое, Данила Павлович, ищите лодку, может, повезёт, и дробь найдёте. А пока вот чем могу порадовать.
И Илья протянул две крупные дробинки из свинцовой проволоки.
– На спине убитого в брезентовой куртке чудом зацепились.
– Так, Пётр Иванович, помечай, – приостановив Дынина, Ковшов развернулся к Квашнину. – Понял задачу?
Квашнин быстро, как невиданную драгоценность, принял от эксперта дробь.
– Второе, – продолжал Дынин, – выстрел произведён с близкого расстояния. Такая картечь до семидесяти метров наповал валит, а в данном случае стреляли метров с десяти – пятнадцати, не дальше. Вероятнее всего, стрелявший находился перед убитым лицом к лицу… Пока
– И за это спасибо, друг, – хлопнул Дынина по плечу Квашнин, спрятал дробинки в синий коробок и, обмотав платком, положил в нагрудный карман.
– Ну, орлы, усекли? – обратился он к оперативникам. – Искать пропавшую лодку и любителей кабанов.
– У Гнилого лодки не было… – начал один.
– У Дятла бударка имелась. Гнилого последнее время с Дятлом видели. В этой дыре без лодки не обойтись.
– Кончай с аббревиатурой, – пресёк начавшуюся полемику Квашнин, – называйте фамилии, имена. Клички не всем известны, запутаемся!
– А у этой братвы только клички и известны, имена и фамилии их все давно забыли, – развел руками крепыш из гражданских.
– Матков, народ может забыть, а ты такого права не имеешь, – по-отцовски наставительно поправил крепыша Квашнин, – продолжай, Саша.
– Утопленник, при жизни носивший кличку Гнилой, отчаянный был браконьер, – помолчав, собрался с мыслями Матков, – только этим и жил. Был судим городским судом. Там попался, взяли с икрой. Нам приходил запрос, когда шло следствие, но связей он не раскрыл, так всё и затихло. Сел один, надолго. Кто-то из этих мест явно подельником у него был. Но не Дятел. Этот только-только браконьерничать начинал.
– А где наш гвардеец Игралиев? – вдруг спохватился Квашнин. – Большой спец по охране рыбных запасов. Или он только рапортовать о рекордах горазд, а как эту шпану ловить, так его след пропал.
– Его Каримов с собой на катере увёз, – протянул кто-то из гражданских.
– Даленко сейчас обслуживает, – съехидничал другой.
– Так. Ясно, – оборвал Квашнин. – Все вопросы в письменном виде.
Любимая поговорка капитана была известна оперативникам и всем работникам райотдела, вспоминал неунывающий замнач о ней, когда ему было невтерпёж или наступали на мозоли.
– Давай, Саша, развивай свою мысль о Дятле.
– Вот у того фамилия точно Дятлов. Но он больше на медведя похож. Здоровенный бугай. Как его Гнилой обработал, диву даюсь. Но с тех пор, как Гнилой из колонии возвратился, прибрал он Дятла к рукам. Неразлучны они стали. Этот щуплый, но, как гнида, проворный, а тот косолапит за ним с вёслами по селу. Браконьерством промышляли, но не попадались ни разу. Не знаю, может, Игралиев ловил их по мелким делишкам.
– С Дятловым успели поработать?
– Не найду пока. Последний раз его в селе видели в конце прошлой недели. Вместе с Гнилым. С вечера на воду собирались. После этого Дятлов пропал, а Гнилого в неводе колхозники выловили.
Квашнин удовлетворенно щёлкнул пальцами:
– Вот вам верная наколка! Вместе они были. Если Дятлова не найдём, жди, когда всплывёт.
– Сейчас вода тёплая, пора уже всплыть, – подал голос Дынин, внимательно слушавший разговор оперативников, – тем более, если человек грузного телосложения.
– Течением пронесло, – констатировал Квашнин, – готовь, Данила Павлович, ориентировку в районы. Вдруг там поймают или где сам выплывет.