Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники
Шрифт:
Джим резко осадил жеребца, так что тот присел на задних ногах, одной рукой достал из петли ребенка и, наклонившись в седле, опустил его на землю. Джордж понесся к Большому Черному Быку Земли и Черной Туче Неба.
Король Бешвайо встретил его на полпути, подхватил и бросил высоко в воздух. Луиза ахнула и в ужасе закрыла глаза, но Джордж радостно засмеялся: король подхватил его, прежде чем он упал на землю, и прочно усадил на блестящее черное плечо.
Этим вечером король Бешвайо забил пятьдесят жирных быков, и все пировали и пили пенящееся пиво
– Расскажи о Манатаси! – попросил Бешвайо Джима. – Расскажи, как ты ее убил. Как ее голова полетела в воздухе, как птица.
И он продемонстрировал это взмахом рук.
Это была любимая история Бешвайо, и Луиза слышала ее много раз, поэтому она попросила извинить ее: ей надо исполнять свои материнские обязанности. И понесла слабо протестующего Джорджа в кроватку спать.
Бешвайо слушал рассказ Джима о битве с еще большим удовольствием, чем в первый раз.
– Хотел бы я встретиться с этой могучей черной коровой, – сказал он, когда рассказ закончился, – и поместить бы ей в живот сына. Представляешь, какой получился бы воин – с такими родителями?
– Но тогда тебе пришлось бы жить с Манатаси, с этой бешеной львицей.
– Нет, Сомойя. После того как она дала бы мне сына, я заставил бы ее голову лететь еще выше, чем ты.
Он расхохотался и сунул в руки Джиму новый горшок с пивом.
Когда наконец Джим вернулся в свой фургон, Луизе пришлось помогать ему забраться через клапан. Он упал на тюфяк, и она разула его. На следующее утро потребовались две чашки крепкого кофе, прежде чем Джим с сомнением сказал, что, если она будет хорошо о нем заботиться, он переживет этот день.
– Надеюсь, мой дорогой супруг, потому что я уверена: ты помнишь, что король пригласил тебя сегодня посетить праздник первых цветов, – сказала Луиза, и Джим застонал.
– Бешвайо выпил вдвое больше этого дьявольского варева. Как ты думаешь, может, он отменит праздник?
– Нет, – с ангельской улыбкой ответила Луиза. – Едва ли: иначе он не прислал бы за нами своих индун.
Джима и Луизу отвели на площадь. Та была заполнена рядами молодых воинов в ярких перьях и юбочках из звериных шкур. Воины сидели на своих щитах молча и неподвижно, как статуи из антрацита. У входа в крааль рядом с пустым стулом короля поставили резные стулья для Джима и Луизы. За ними двойным рядом сидели жены короля. Большинство – красивые молодые женщины, почти все на разных стадиях беременности: от легкого вздутия живота до полного расцвета, с выпяченными пупками и разбухшими от изобилия молока грудями. Женщины обменивались с Луизой понимающими улыбками, глядя на проделки золотоволосого Джорджа; глаза их наполнялись слезами от силы материнского чувства.
Луиза вздохнула и прислонилась к Джиму.
– Разве беременная женщина не становится особенно прекрасной? – простодушно спросила она.
Джим застонал.
– Ты выбрала не самое подходящее время соблазнять меня, – прошептал он. – По-твоему, одного Джорджа не достаточно и мир выдержит второго?
– Может, это будет девочка, – сказала Луиза.
– Похожая на тебя?
Несмотря на резь от
– Очень возможно.
– Что ж, об этом стоит подумать, – признал Джим, и в это время со стороны крааля заревели рога – рога куду – и застучали барабаны. Воины мгновенно вскочили, и их голоса слились в громовом приветствии:
– Байете! Байете!
Из ворот ряд за рядом выходили королевские музыканты, приплясывая и раскачиваясь, качая своими сложными головными уборами, как танцующие журавли, топая так, что пыль до колен облепила их ноги. Но вот на полушаге они застыли, шевелились только перья их головных уборов.
Из ворот вышел король Бешвайо. На нем была простая набедренная повязка из коровьих хвостов, на руках и ногах – боевые погремушки. Голова выбрита, голый череп смазан смесью жира и красной охры. Шел он величественно и сверкал, как спустившийся на землю бог.
Дойдя до своего места, он так свирепо взглянул на подданных, что те в страхе отступили. Неожиданно король бросил копье, которое держал в руке, в воздух. Посланное мощными мышцами, копье взлетело на немыслимую высоту. Достигло зенита и по изящной параболе вернулось и вонзилось острием в пропеченную солнцем и утоптанную глину площади.
По-прежнему не слышалось ни звука, ни один мужчина, ни одна женщина не шевелились. Потом тишину нарушил один-единственный голос: сладкий и звонкий, он доносился от реки, протекавшей в конце площади. Вздох пронесся по рядам воинов, и все они повернули головы на этот звук.
На речном берегу показалась вереница юных девушек. Каждая держалась руками за бедра идущей впереди и точно повторяла ее движения. На девушках были только коротенькие юбочки из плетеной травы и венки из диких цветов на головах. Груди их были обнажены и смазаны маслом. Девушки продолжали подниматься со стороны реки, так что вскоре начало казаться, что это не отдельные молодые женщины, а одно большое гибкое извивающееся существо.
– Вот первые цветы племени, – негромко сказала Луиза. – Каждая из них впервые в жизни увидела свою луну, и теперь они созрели для брака.
Первая девушка допела куплет, и остальные хором подхватили припев. Голоса их вздымались и опускались, чистые до боли, разрывающие сердца слушателей. Цепочка танцующих девственниц приблизилась к рядам воинов и остановилась. Девушки повернулись лицом к воинам, и их песня изменилась. Ритм ускорился, как при любовном акте, а слова стали похотливыми и полными намеков.
– Остры ли ваши копья? – спрашивали девушки воинов. – Длинные ли у них древки? Можете ли вы вонзить их до самого нашего сердца? Польется ли кровь, когда вы извлечете свое копье из раны?
Потом девушки снова начали танцевать. Вначале они раскачивались, как высокая трава на ветру, запрокидывая головы, смеясь, блестя белыми зубами и сверкая глазами. Руками они сжимали свои груди, предлагая их воинам. Потом отступили и повернулись так резко, что юбочки из травы взвились и поднялись до самого пояса. Под юбочками ничего не было; девушки выщипали лобковые волосы, и стала отчетливо видна щель. Девушки, по-прежнему стоя спиной к воинам, низко наклонились, так что лбом коснулись коленей, и завертели бедрами.