Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники
Шрифт:
— Поднять якорь, мистер Тайлер. Поднять паруса и направиться к проливу.
Хэл бросил последний взгляд на землю. Он чувствовал, что-то утрачено: Альтуда перерезал последнюю тонкую ниточку, ведущую к Сакине.
— Она ушла, — прошептал Хэл. — Теперь она ушла окончательно.
Он решительно повернулся спиной к белой крепости и посмотрел вперед, туда, где на горизонте в голубой дымке виднелись горы Узамбара и африканский материк.
— Лево руля, мистер Тайлер. Поднять все паруса. Курс на северо-восток, минуя остров Пемба. Сделайте отметку на путевой доске.
Все
Суровые красные утесы и холмы Аденского залива были челюстями Африки. Корабль миновал их, его паруса наполнили последние пассаты. Жара стояла страшная и без ветра стала бы невыносимой. Море окрасилось в яркую синеву, которая отражалась в белоснежных животах крачек, летевших за кораблем.
Впереди скалистые берега сузились, образуя Баб-эль-Мандеб. При дневном свете прошли узким горлом в Красное море, и Хэл убрал паруса: эти предательские воды были усеяны сотнями островов и коралловых рифов. К востоку лежали горячие земли Аравии, к западу — берега Эфиопии и империя Пресвитера.
В этих перенаселенных водах начали попадаться другие корабли. Каждый раз когда сверху доносился крик впередсмотрящего, Хэл сам поднимался наверх, надеясь увидеть на горизонте квадратные паруса и узнать оснастку «Морейской чайки». Но каждый раз его ждало разочарование. Все это были дау, они разбегались от высокого зловещего профиля фрегата, ища убежища в мелких прибрежных водах, куда «Золотой куст» не мог бы за ними последовать.
Хэл очень скоро понял, насколько неточны карты, которые он нашел в столе Левеллина. Часть островов, мимо которых они проходили, на картах не были отмечены вовсе, другие изображались в лигах от их истинного положения. Их долгота и широта были скорее продуктом воображения картографов. Ночи стояли безлунные, и Хэл не решался плыть среди этих рифов и островов в темноте. В сумерки он ставил корабль на якорь в виду одного из более крупных островов.
— Никаких огней, — предупреждал он Неда Тайлера, — и чтобы все было тихо.
— Людей Аболи удержать невозможно, капитан. Они гогочут, как гусь, которого поймала лиса.
Хэл улыбнулся.
— Я поговорю с Аболи.
Когда в начале первой вахты он снова поднялся на палубу, на корабле было тихо и темно. Он обошел корабль, остановившись на несколько минут, чтобы поговорить с Аболи, старшим вахтенным. Потом в одиночестве постоял у поручня, глядя на небо и вновь дивясь красоте звезд.
Неожиданно он услышал чуждый звук и вначале подумал, что он доносится с самого корабля. Потом понял, что это человеческие голоса, причем язык не узнал. Хэл быстро прошел на корму; звуки стали ближе и отчетливее. Послышался скрип уключин и плеск весел.
Он пробежал вперед и шепотом сказал Аболи:
— Собери вооруженную абордажную партию. Десять человек. Никакого шума. Спустить шлюпку.
Аболи потребовалось несколько минут, чтобы выполнить приказ. Как только шлюпка коснулась воды,
Через несколько минут он прошептал:
— Суши весла!
Гребцы подняли весла. Минуты тянулись, потом совсем близко вдруг послышался удар о деревянную палубу и возглас боли или досады. Хэл, напрягая зрение, посмотрел в ту сторону и разглядел на фоне звезд слабый свет лампады.
— А ну разом! Навались! — прошептал он, и шлюпка устремилась вперед.
На носу стоял Аболи с абордажным крюком и тросом. Внезапно из мрака прямо впереди показалась маленькая дау — ненамного выше самой шлюпки. Аболи перебросил крюк через ее борт и потянул за трос.
— Держится! — выдохнул он. — Вперед, парни!
Экипаж бросил весла и с кровожадными криками устремился на чужую палубу. Здесь матросов встретили жалобные крики отчаяния и ужаса. Хэл закрепил руль, взял затененный фонарь и поднялся на палубу вслед за своими людьми, чтобы умерить их боевой пыл. Открыв задвижку фонаря и осмотрев дау, он увидел, что экипаж уже сдался и лежит на палубе. Около десятка полуобнаженных темнокожих матросов, но среди них оказался пожилой человек в длиннополом одеянии, которого Хэл сначала принял за капитана.
— Приведите этого, — приказал он.
Когда пленника подтащили к нему, Хэл увидел бороду, ниспадающую почти до колен, и множество коптских крестов и четки на груди. На голове этого человека была квадратная митра, вышитая золотыми и серебряными нитями.
— Все в порядке! — предупредил он державших человека моряков. — Обращайтесь с ним вежливо. Это священник.
Они проворно отпустили пленника. Священник поправил одеяние, пальцами расчесал бороду, гордо распрямился во весь рост и с ледяным достоинством посмотрел на Хэла.
— Вы говорите по-английски, отец? — спросил Хэл.
Тот продолжал смотреть на Хэла. Даже в слабом свете фонаря видно было, что взгляд у него холодный и проницательный. Он не проявлял никаких признаков понимания.
Хэл перешел на латынь.
— Кто вы, отец?
— Я Фасилидес, епископ Аксумский, духовник его христианского величества Иясу, императора Эфиопии, — ответил тот на беглой ученой латыни.
— Прошу прощения, ваше преосвященство. Я ошибочно принял ваш корабль за мусульманского грабителя. Прошу вашего благословения.
Хэл опустился на одно колено. «Возможно, я подливаю слишком много масла», — подумал он, но епископ, по-видимому, принял его поведение как должное. Он осенил голову Хэла крестным знамением и возложил два перста ему на лоб.
— In nomine Patris, et Filii, et Spiritui Sancti, — провозгласил он и протянул Хэлу свое кольцо для поцелуя. Казалось, он достаточно умиротворен, и Хэл продолжил.
— Эта встреча дарована самим Провидением, — сказал он, вставая. — Я рыцарь Храма Ордена Святого Георгия и Священного Грааля. Я плыву, чтобы предложить свой корабль в распоряжение Пресвитера Иоанна, христианнейшего императора Эфиопии, в священной войне против сил ислама. Как духовник его величества, может быть, вы сможете отвести меня к его двору.