Охота за зачетом

Мамаева Надежда Николаевна

– Вот! – с интонацией «подавись, зараза» произнес декан и поставил свою подпись под приказом.

Формально у него не было причин мне отказать, а не формально… Он пытался, честно. Но сдался. Потому как клянчить, давить на жалость, плакать и угрожать уходом – это, как оказалось, не только обязательный

ритуал для женщины на пути к шубе, но и одной адептки – к полевой практике. Потому как я заявила: либо я еду на север, либо пишу заявление о переводе в Алжиррас.

И по глазам декана я видела ответ: «Ну и пиши!» – но он понимал, что в таком случае будет скандал уже с начальством: студентка, да еще четвертого курса, с девятым уровнем дара – и уйдет к конкурентам-южанам! В итоге мое угрожающее молчание перешло в беспощадное отступление декана и я смогла с легким сердцем покинуть академию. Вот только отправляться одной на ночь глядя по северному тракту вдогонку группе боевиков – идея была так себе. И в кои-то веки мой разум возобладал над девичьей дурью.

Я вылетела на метле из Йоноля, когда летнее солнце еще только-только поднималось над горизонтом, жаворонки едва просыпались, а утро еще не успело заявить о себе во всеуслышание и вылить на землю черпак молочно-розовых лучей. Мое сердце было полно рассвета и надежд. Я неслась ветром над полями, лесами, долами, озерами, то взмывая в облака, то устремляясь вниз, так что пятки однажды едва не коснулись воды в излучине реки.

Я была свободна, как никогда. И радовалась этому. А еще ждала встречи с Лисом, в красках представляя, как подлечу к нему, обниму, как он закружит меня над землёй и прошепчет ласково: «Натиша…» А мое сердце замрет, чтобы в следующий миг пуститься вскачь.

Сумка, перекинутая через плечо, от порывов ветра

хлопала по бедру, плащ развевался серыми крыльями за спиной, прижатый посредине ножнами меча. Я чувствовала себя ведьмой, потому что хотелось расхохотаться. Мне все же удалось! Несмотря на все препоны ректора и волю родителей. И уже к вечеру я нагоню группу.

Этого заката я ждала. Очень. Оранжевые сумерки сменились багрянцем, тяжелым, как императорская мантия, и таким же длинным. Солнце медленно, неспешно уползало за горизонт. И лишь когда небо вызвездило, я спешилась с метлы у порога придорожной корчмы. Внутри, судя по звукам, было шумно, весело и людно.

Оставив метлу рядом с коновязью, я осторожно вошла. Гладко струганная входная дверь даже не скрипнула, без слов говоря: здешний корчмарь – человек хозяйственный, не жалеет масла для петель. Авось и места для постоя у такого приличными будут, без блох.

Меня из посетителей никто не заметил. Лишь вышибала прошелся по фигуре взглядом единственного целого глаза, меланхолично перекинул соломинку, которую жевал, из одного угла рта в другой. Но, видимо, не счел опасной. И правда, чего бояться какой-то пигалицы, когда в корчме пирует дюжина молодых магов-боевиков. Весело так пирует, с размахом.

Куратора видно не было. Не иначе как ушел уже к себе в комнату. А вот Лис оказался в центре шумной компании, заливался смехом. А на его коленях, по-хозяйски закинув руку на плечо моего жениха, сидела Марика.

Я сама не заметила, как набросила на себя полог отвода глаз. Видимо, выволочка магистра Ромирэла, раскритиковавшего накануне мою маскировку в акации, не прошла даром. Слова заклинания вспомнились сами собой.

Конец ознакомительного фрагмента.