Охота. Я и военные преступники

дель Понте Карла

Мои первые встречи с Полем Кагаме, человеком, который командовал Руандийским патриотическим фронтом и занял ведущее положение в послевоенной Руанде, не были связаны с расследованием его деятельности или деятельности его бывших товарищей по оружию. Впервые мы встретились 10 февраля 2000 года. Я только что вернулась из засыпанной костями церкви в Нтараме. Наша встреча состоялась в последние минуты моего пребывания в руандийской столице. Кагаме номинально являлся вице-президентом страны. Я изо всех сил старалась смягчить настроение руандийских политиков после того, как апелляционная палата трибунала приняла решение об освобождении Бараягвизы. Я могла лишь заверить Кагаме, что за три дня постараюсь предпринять все возможные действия для того, чтобы отменить это решение и выдвинуть против Бараягвизы обвинение. Кагаме заверил меня в том, что руандийские власти готовы к всемерному сотрудничеству, но ему хотелось видеть результаты… как, впрочем, и мне.

Наша вторая встреча произошла в пятницу, 12 мая, через месяц после того как Кагаме официально вступил в должность президента страны. Мы снова встретились в последнюю минуту, хотя мой офис запрашивал разрешение несколько недель тому назад. Водитель доставил меня и нового руководителя следствия, Лорана Вальпена, в охраняемый район города, где жил

президент Руанды. Кабинет Кагаме выглядел очень скромно, и я сразу это оценила: президент проявлял солидарность с рядовыми гражданами, живущими в условиях чудовищной бедности и все еще переживающими последствия геноцида. К тому времени против Бараягвизы были выдвинуты обвинения в геноциде, и я решила использовать этот факт для того, чтобы добиться большего сотрудничества с трибуналом. Во время нашей встречи я представила Кагаме Вальпена. Я явно недооценила важность того, чтобы руандийские власти не чинили бюрократических препятствий свидетелям, которым нужно было для дачи показаний прибыть в Арушу. Я рассказала Кагаме об усилиях прокурорской службы по расследованию деятельности новых подозреваемых. Мы стремились ускорить судопроизводство, объединяя ряд дел по тематическому принципу: связанные со средствами массовой информации, с военными, с правительственными чиновниками. Это позволило бы нам одновременно рассматривать дела нескольких обвиняемых. Важной проблемой оставалось задержание разыскиваемых преступников. Кагаме постоянно повторял нам, что главные виновники геноцида скрываются в Африке и Европе. Я упомянула имя Фелисьена Кабуги, самого богатого и одного из самых разыскиваемых трибуналом преступников. Кабуга жил в Найроби под покровительством президента Кении Даниэля арап Мои. Нам не удавалось арестовать Кабугу, но мы знали, что у президента Кагаме сложились дружеские отношения с президентом арап Мои. «Почему бы вам не попросить арап Мои выдать Кабугу?» — саркастически спросила я. Кагаме ответил, что это дело трибунала, а не его. «У меня достаточно других дел», — заявил он. (Спустя год я узнала, что собственность Кабуги в Руанде была возвращена его семье. США объявили награду в 5 млн долларов за информацию о местонахождении Кабуги. Службы трибунала развесили по всему Найроби плакаты с его изображением и сообщением о награде. К 2007 году Кабуга все еще оставался на свободе.) Я сообщила президенту Кагаме, что буду просить судей трибунала в ближайшем будущем проводить суды на территории Руанды. Кагаме поблагодарил прокурорскую службу за опротестование решения апелляционной палаты об освобождении Бараягвизы. Он вновь заверил меня, что Руанда безоговорочно выполнит свои обязательства в отношении трибунала.

Через три недели я сообщила Совету безопасности ООН, что абсолютно удовлетворена сотрудничеством Кигали с Международным трибуналом. В тюрьме трибунала в Аруше находилось 42 обвиняемых, в том числе восемь бывших министров, четверо высокопоставленных военных и трое журналистов. 13 подозреваемых были в розыске, восемь — осуждены, трое из них признали себя виновными. 35 заключенных ожидали суда. Все они были хуту если относить к ним и единственного белого.

Во время моей работы в Аруше и Кигали той осенью Лоран Вальпен снова обратил внимание на то, что следственные бригады, занимающиеся поиском скрывающихся от правосудия обвиняемых, получают от свидетелей в Европе и Африке все больше информации о преступлениях, совершенных членами РПФ во время геноцида и после него. Количество убитых исчислялось десятками тысяч. Вальпен открыл дела по 13 случаям, в том числе и по делу об убийстве архиепископа и других священников в Гакуразо. Мы знали, что следствие против РПФ не вызовет восторга в Кигали. Президент Кагаме и другие лидеры тутси всеми силами стремились доказать легитимность своей власти после победы РПФ в 1994 году. Они представляли захват страны как справедливую борьбу против чудовищного геноцида. После победы высокопоставленные офицеры РПФ заняли ведущие посты в армии Руанды. Кагаме и другие политические лидеры с удовольствием поставили своих товарищей по оружию на ключевые посты в офицерском корпусе. Режим Кагаме полностью зависел от поддержки армии. Армия Руанды продолжала вести войну против экстремистов хуту, которые снова вооружились и смешались с сотнями тысяч беженцев в восточных пограничных регионах Заира, ныне Демократической Республики Конго.

Вальпен советовал начать тайное расследование деятельности РПФ и не ставить об этом в известность власти Руанды. Он опасался, что, если президент Кагаме и другие лидеры тутси узнают о «специальном расследовании», работа следственных бригад заметно осложнится и станет более рискованной. Впрочем, руандийские власти и так уже следили за каждым шагом следователей. (Вальпен развлекал нас историями о том, как он неожиданно сворачивал за угол, останавливался, притворяясь, что завязывает развязавшийся шнурок, и тут на него налетал приставленный к нему руандийский шпик.) Мы знали, что руандийская разведка получила оборудование из США и активно использует его для прослушивания наших телефонов и факсов, а также отслеживания интернет-трафика. Мы подозревали, что руандийские власти контролируют и наши компьютерные системы, а также имеют своих агентов среди переводчиков и других сотрудников офиса в Кигали. Вальпен знал, что США, по вполне очевидным причинам, не хотят, чтобы следователи трибунала имели ультрасовременные швейцарские мобильные телефоны, недоступные для прослушивания. Другими словами, руандийцы уже абсолютно точно знали, чем занимаются следователи трибунала.

Чтобы специальное расследование увенчалось успехом, нам необходимо было получить соответствующие документы и найти свидетелей, в том числе инсайдеров. Все это можно было сделать только в Руанда Я полагала, что провести такое расследование без сотрудничества руандийских властей невозможно. В конце концов, резолюция Совета безопасности ООН требовала, чтобы власти Руанды, равно как и власти Сербии, Хорватии и Боснии и Герцеговины, в полном объеме сотрудничали с Международным трибуналом. Решение зависело от меня, и я решила уведомить правительство Руанды о специальном расследовании и потребовать сотрудничества. В течение нескольких недель прокурорская служба направила правительству Руанды официальный запрос о помощи в сборе информации в рамках специального расследования.

9 декабря 2000 года я лично сообщила президенту Кагаме, что прокурорская служба начинает расследование военных преступлений, совершенных членами РПФ. Наша встреча началась в скромном кабинете Кагаме в президентском районе. Когда разговор зашел о членах бывшей милиции тутси, Кагаме пригласил меня в соседнюю комнату, где стояли два дивана. Я села на один,

президент устроился на втором. Советники при этом разговоре не присутствовали. Мы говорили по-английски. Я сказала, что следователи трибунала собрали доказательства по 13 массовым убийствам гражданских лиц, совершенным членами РПФ в Руанде в 1994 году. Кагаме не пытался отрицать этого. Он сказал, что военные прокуроры Руанды уже провели свои расследования, но и он, и я отлично понимали, что у руандийских властей на это было почти семь лет, этого времени вполне достаточно, чтобы осудить виновных. Кагаме понимал также, что категорически отказаться сотрудничать с трибуналом в расследовании этих преступлений невозможно. Он согласился сотрудничать, и его намерения казались искренними, но он посоветовал мне не начинать следствия сразу по всем 13-ти делам, поскольку это породит для него проемы с руандийской армией. Я испытала огромное облегчение, поскольку трибуналу и так не хватало сил на то, чтобы одновременно вести 13 дел. «Мы начнем с трех», — сказала я. Первое дело касалось убийства архиепископа и других священников в Гакуразо. Я попыталась сразу же занять господствующие высоты, говоря Кагаме о том, насколько важно для Руанды расследование преступлений, совершенных тутси. Я пыталась объяснить, что это следствие будет способствовать примирению хуту и тутси, докажет, что два народа могут забыть о разногласиях и жить в мире, процветании и демократии… Это покажет, что никто не может совершать преступления безнаказанно. Однако я понимала, что беспокойство Кагаме относительно армии небезосновательно. Возможно, он сам боялся оказаться под следствием. В конце нашей встречи я попросила Кагаме предоставить нам документы, собранные руандийскими военными прокурорами по убийству в Гакуразо и по двум другим делам. Он сказал, что получить их можно у главного военного прокурора Руанды.

Получив согласие президента Кагаме, я не стала даром тратить время и сразу же договорилась о встрече с военным прокурором Руанды, подполковником Андре Руигамбой. Мы приехали вместе с Лораном Вальпеном. Руигамба встретил нас в военной форме. Он был предельно вежлив. Однако вместо того чтобы передать документы, руандийский прокурор сообщил нам, что этими расследованиями занимается он, и что они не имеют отношения к работе трибунала. Я заметила, что президент Кагаме согласился сотрудничать с трибуналом в отношении расследований деятельности РПФ. Подполковник Руигамба по-прежнему отказывался предоставить нам доступ к файлам, документам, архивам и свидетелям. Я объяснила, что трибунал обладает приоритетом в рассмотрении преступлений, связанных с геноцидом 1994 года в Руанде. Руанда обязана сотрудничать с трибуналом согласно международному праву. Наконец, Руигамба начал сдаваться, но сказал, что должен посоветоваться с президентом, прежде чем передавать нам какие-либо документы. Похоже, он считал, что я упоминаю имя Кагаме просто для того, чтобы произвести на него впечатление. Выходя из кабинета Руигамбы, мы с Вальпеном были настроены весьма скептически. Я предположила, что, прежде чем позвонить президенту Кагаме (если такой звонок вообще состоится), руандийский прокурор бросится к своему военному руководству, то есть к бывшим командирам РПФ, у которых есть все основания опасаться того, что их имена появятся в международных ордерах на арест.

Я не хотела давать Кагаме возможности одуматься. Через четыре дня после нашей встречи я провела пресс-конференцию в Аруше, где публично заявила, что Рубикон перейден. Открывая следствие по преступлениям, предположительно совершенным членами РПФ, Международный трибунал полностью выполнит свои обязательства. Обвинительные заключения могут быть готовы в течение года. О своей встрече с президентом Кагаме я сказала так: «Мы подробно обсудили проблемы сотрудничества, говорили о расследовании массовых Убийств, совершенных другой стороной, то есть солдатами [Руандийского патриотического фронта]…. Без помощи [Руанды] мы не добьемся результатов в этих расследованиях. Нам необходим доступ к документам и Возможность работы со свидетелями. Будем реалистами: без сотрудничества мы ничего не добьемся. Я постепенно, шаг за шагом, продвигаюсь вперед. Я не строю предположений, а работаю с фактами». Последняя часть пресс-конференции была направлена на то, чтобы показать руандийским властям, что они — не единственные, кто обязан сотрудничать с трибуналом. Я сообщила о том, что две африканские страны укрывают десяток разыскиваемых трибуналом преступников. Хотя я не назвала эти страны, но имела в виду Кению, где скрывался Фелисьен Кабуга, и Демократическую Республику Конго. «В поиске, аресте и выдаче этих людей мы полностью зависим от доброй воли правительств этих стран», — сказала я. Самое печальное заключалось в том, что некоторые обвиняемые уже успели получить паспорта с новыми именами и иным гражданством.

Мое выступление затронуло чувствительную струну в Кигали. Генеральный прокурор Руанды, Жерар Гахима, сообщил прессе, что международное право требует, чтобы правительство сотрудничало с трибуналом, и правительство исполняет свои обязательства в полной мере. Генеральный секретарь РПФ, Шарль Муриганде, заявил журналист африканской газеты: «Без подобных действий установить должную дисциплину в армии невозможно. Наша армия состоит не из ангелов, а из живых людей, способных совершить преступление».

Несмотря на эти оптимистические заявления, мы так и не получили ответа на свой запрос относительно документов. Ни комментариев, ни реакции — ничего. Месяц шел за месяцем, и в руандийских туманах я отчетливо видела новую muro di gomma. Реальность была еще хуже: Руанда снова начала чинить препятствия свидетелям обвинения. Эти люди не могли попасть в Арушу чтобы дать показания против обвиняемых в геноциде.

6 апреля 2001 года, в день седьмой годовщины взрыва президентского самолета в небе над Кигали, в день седьмой годовщины начала геноцида, около 300 демонстрантов, преимущественно хуту, собрались у дверей моего офиса в Гааге. Они заявляли, что трибунал по Руанде пристрастен. Демонстранты вручили петицию с требованием, чтобы трибунал расследовал военные преступления, совершенные не только хуту, но и туте и. Через три дня я была в Кигали. На встрече с президентом Кагаме и другими правительственными чиновниками я говорила о том, что Руанда прекратила сотрудничество с трибуналом и не способствует расследованию преступлений, совершенных членами РПФ. Военный прокурор не предоставил нам никаких документов. Свидетелей обвинения не выпускают из страны. Люди приезжают в аэропорт Кигали, чтобы вылететь в Арушу, но пограничники не позволяют им подняться на борт самолета, утверждая, что у них нет каких-то документов, о которых никто раньше не слышал. Наша встреча снова проходила на территории президентского комплекса — в конференц-зале, расположенном рядом со скромным кабинетом, где мы с Кагаме беседовали тремя месяцами ранее.