Охота
Шрифт:
И вот мы уже под самым полуютом. Я зажимаю в зубах кинжал, подтягиваюсь на левой руке, несколько раз тычу наугад через ограждение. Мимо пролетает Рокэ, чёрной молнией взлетает на полуют — в руках у него по тяжёлой, сильно изогнутой морисской сабле, он вонзает одну из них в палубу, протягивает мне руку. Я с его помощью, куда менее ловко, забираюсь на полуют, выдёргиваю из зубов кинжал и мы вместе, плечо к плечу, бросаемся в бой.
«Императрикс» конвоировали в Хексберг со всем почётом. «Чтобы потом не возникало лишних вопросов и самозванцев», — сказал Альмейда. И он был прав. Если бросить линеал и вернуться в порт без достаточных доказательств, то нам попросту не поверят. Вопрос признания мало волновал большинство из нас — слишком уж давно пережили мы тягу к славе — однако был и другой, куда более животрепещущий. Не предъяви мы всему миру ставший за столь короткое время почти легендарным «Императрикс», у него тут же появится масса «продолжателей», выходящих в море под этим «флагом». Они появятся и так, но нам будет куда легче от осознания того факта, что мы сделали всё, что могли.
Пускай осень была и довольно ранней, но в Хексберг было совсем холодно. Казалось, из свинцовых туч сейчас посыплется снег, однако снега не было — была только сырость и пустота. Пустота, занявшее место в душе, которое до недавнего времени занимал азарт охоты на «Императрикс». Как бы я не относился к этой почти безумной авантюре, но у меня было дело, можно сказать, мне было ради чего жить. И теперь возвращаться в сонную муть Олларии, с вечными дуэлями, по сути убийствами, и долгими вечерами, наполненными дешёвым вином. Не было никакого просвета в подобной жизни.
Напоследок Альмейда собрал всех нас — экипаж «Каммористы», в самом лучшем трактире Хексберг, полностью выкупленном на один день и ночь на деньги, вырученные за «Императрикс» и премию за поимку корсара-призрака.
— Господа, — обратился к нам капитан, — сегодня разойдутся наши пути и, быть может, навсегда. — В тот день все мы, от самого Альмейды до последнего абордажника из солдат. — Но я в этот день хочу, чтобы все мы, и те, кто сидит сейчас за этим столом, и те, кого уже нет с нами, порадовались за победу. Нашу общую победу. — Он вынул из-под стола простую моряцкую кису и продолжил: — Здесь лежат ровно четыре сотни фляжек. — Он вынул первую из них и пустил по столу — серебро легко заскользило по скатерти. — Для каждого из тех, кто вышел в море и поймал «Императрикс». Я раздам их вам, господа,
И мы выпили молча.
Рокэ нашёл меня на причале. Я стоял, вертя в руках серебряную флажку с гравировкой «Каммориста, 117».
— Пустая? — вместо приветствия спросил у меня Алва. — А в моей кассера. — Он протянул мне свою с надписью «Каммориста, 383». — Хлебни. Вчера мы все хорошо набрались.
Похмеляться кассерой — для этого надо быть или безумцем или законченным пьяницей. Меня можно было отнести и к первым, и ко вторым. Я приложился к холодному горлышку флажки и вернул её Рокэ, кивком поблагодарив его.
— Уходишь? — спросил он, ответа на такой вопрос не требовалось. — Я тоже слышал, что на границе с Дриксен начинается новый конфликт. Но я хочу пока остаться в море. Суша — не самое лучшее место для кэналлийца.
— Марикьяре, — поправил его я. — Правильно звучит: суша — не место для марикьяре, у них соль в жилах и ветер в голове.
— За такое можно и вызов схлопотать, — заметил Рокэ.
Я лишь погладил эфес шпаги — большего замечания Рокэ не было нужно.
Ещё покрутив в руках свою флажку, я размахнулся и швырнул её в море. Это был мой — прощальный подарок Шаду. Из нас троих — он был настоящим моряком, а я человек насквозь сухопутный, хоть и кэнналиец по рожденью, мне напоминания о морских приключениях ни к чему.
Рокэ проводил фляжку взглядом и ничего не сказал.
Конец.
июнь-июль 2007 г.
Примечания
1
В тексте использованы стихи авторов: Ольги Тишиной, Сергея Калугина, Джем и Йовин.
(обратно)
2
Дурная примета; плеваться на корабле — звать воду на борт.
(обратно)