Охотился лис на жаворонка…
Шрифт:
– Никаких! – Она встряхнула копну своих темных волос. – Сынишка у предков в Колпино, бывший муж греет задницу на Кипре, ну, а если появится кто из любовников, спустишь его с лестницы сам.
– Договорились. Кстати, как зовут сынишку?
– Сашенька, Алик.
– Сколько ему?
– Шесть. На будущий год в школу.
– В следующий раз я привезу для него подарок. Он такой же красивый, как мама?
– Ну, ты мерзавец! – Она, смеясь, потянулась ко мне и чувствительно куснула за мочку уха. – Слушай, я тебя
Когда, поднявшись на третий этаж, мы оказались у ее дверей и она не сразу угодила ключом в замочную скважину, я понял, что напрасно переживал по поводу ее выдержки.
Ну вот наконец мы вошли в темную прихожую. Алевтина нашарила на стене выключатель. Вспыхнул свет.
Сбросив туфли, она босиком прошлепала на кухню, включив свет и там, а попутно – в комнате и совмещенном санузле. Затем рывком выдернула вилку телефона:
– Пусть катятся ко всем чертям…
Вплотную подойдя ко мне, она забросила мне руки на плечи и поцеловала долгим-долгим поцелуем.
– Покури пока. И поставь чайник. Сделай кофе. А я ополоснусь.
Она исчезла за узкой дверью. Оттуда послышался шум воды, на который накладывалось пение хозяйки дома.
Я огляделся.
Квартира была миниатюрной. Встав в коридоре у стены и вытянув руку, я без усилий дотягивался до противоположной стены. В комнате, как и предупреждала Алевтина, было неприбрано: постель смята (судя по положению единственной подушки, спала моя новая знакомая в одиночестве – по крайней мере накануне), дверца шкафа приоткрыта, со спинок стульев свешивались предметы дамского туалета, на столе – пепельница, полная окурков.
Я прошел на кухню. Здесь было опрятнее, если не считать второй пепельницы, переполненной даже не окурками, а наполовину выкуренными сигаретами и даже едва зажженными, но сломанными, смятыми нервной рукой.
Я заглянул в холодильник: одно яйцо, два сморщенных огурца, подвядший пучок зелени и блюдце с крохотным параллелепипедом масла. В подвесном шкафчике я обнаружил полупустую пачку чая, соль, немного гречки и два пакетика супа… В банке растворимого кофе порошка оставалось на самом донышке.
Черт побери, неужели она и впрямь бедствует?
Я разыскал чистые тарелки и разложил на них привезенные бутерброды. Так, где у нее стопки?
Едва я закончил приготовления, как появилась Алевтина, кутаясь в махровый халат.
Бывает, что, смыв косметику, женщина лишается половины своего шарма. Однако, к чести Алевтины, душ даже омолодил ее. Во всяком случае, выглядела она весьма притягательно.
Заметив полную рюмку, она, не садясь, выпила и улыбнулась мне:
– А знаешь, Дима, я все еще стою двести долларов.
– Гораздо больше!
– Ты не понял! – Она игриво топнула ногой в пластиковом шлепанце. – Я хотела сказать, что я еще ничего. Мужики на меня облизываются. Так-то, милый! – Она зазывно запрокинула голову. – Видел
Честно говоря, я не запомнил, но кивнул.
– Ну, такой, с гнусной рожей? Пятый год меня обхаживает. Одно мое слово – на коленях приползет. Ноги целовать будет. – Она вдруг стукнула кулачком по столу так, что посуда подпрыгнула. – Не дождется, гад!
Алевтина покачнулась.
– Конечно, – согласился я. – Ты так прелестна, что сама можешь выбирать.
– А что мне остается?! – вдруг взорвалась она. – Из меня сделали шлюху, элементарную б…дь! Ты понимаешь?! Суки! – В ее глазах заплясали сумасшедшие огоньки. – Сманили в новую газету, наобещали золотые горы, а та возьми и лопни! Что же мне теперь – в многотиражку идти?! Падлы паскудные! А жрать-то надо! А одеваться?! А отдохнуть хотя бы пару недель от этого бардака? А Сашенька? Твари! Ну почему я такая невезучая?! За что?! – Она уронила голову на скрещенные руки и зарыдала, содрогаясь всем телом.
Вот они, запоздалые плоды моего коварного угощения.
Я погладил ее по влажным волосам, по гибкой спине.
– Успокойся, Аля. Все будет хорошо. Я тебе помогу…
Я уговаривал ее как маленькую, и постепенно она затихла.
– Аля, милая…
– Милая? – Она вдруг резко оттолкнула меня, затем вскочила из-за стола и сбросила халатик, швырнув его на подоконник. – Двести долларов за милую! – Провела ладонями от бедер до аккуратных грудей, приподнимая их и сводя вместе. – За удовольствие надо платить! – В ее зеленых зрачках читалась откровенная враждебность.
– Хорошо, – сдержанно отозвался я. – Ты их получишь. Но я ухожу.
Она опять покачнулась, затем пристально посмотрела на меня, будто узнав только сейчас.
– Налей мне еще.
– С тебя довольно.
– Нет, прошу!
– Нальешь сама. – Я потянулся за «дипломатом». – Сейчас ты получишь свой заработок и попрощаемся.
Вдруг в мгновение ока она сказалась рядом и устроилась у меня на коленях, обвив мою шею руками.
– Милый, ты не так понял, – дразняще прошептала в самое ухо. – За деньги я трахаюсь для Сашеньки. Но если мне кто понравится, как ты сегодня… Я ничего не прошу, кроме ласки. Сегодня я твоя. Без всяких условий. Вся-вся… – Извиваясь, она принялась тереться о мою грудь.
– Я ведь не святой.
– Милый, ну же… – Ее горячие, настойчивые руки выдернули мою рубашку из брюк.
Я понял, что остаюсь.
– Иди в комнату. Я сейчас…
Однако привычка принимать перед постелью душ на сей раз сослужила мне дурную службу.
Когда через три минуты я вошел в комнату, Аля крепко спала в позе грациозной кошечки.
Я укрыл ее простыней, поправил подушку и вернулся на кухню. Закуску убрал в холодильник, а на столе оставил несколько крупных купюр. Пусть купит себе какую-нибудь обнову.