Охотница за скальпами
Шрифт:
– Дальше! – вызывающе вымолвила она.
– Что же дальше? – усмехнулся Джон. – Бросим это! Ты захватила меня и моих спутников в плен. Мы твои смертельные враги. Этим все сказано, и нечего тратить слов! Прикажи покончить с нами!
– Не так скоро! У меня к тебе есть дело!
– Какое может быть «дело» между мной и тобой?
– У тебя сохранился скальп, снятый тобой с головы моей матери, великой воительницы сиу, Яллы! Говорят, ты сделал из него парик, которым прикрываешь свою голову. А моя мать не может войти в зеленые луга Великого
Резким движением Джон сорвал со своей головы скальп и швырнул его к ногам тигрицы сиу.
– Возьми! – крикнул он. – Да, кстати, посмотри, что ты, гиена, сделала со мной! Смотри же, не отворачивайся!
Но как ни крепки были нервы Миннегаги, невольно она потупила взор, увидев обнаженный череп охотника, весь покрытый, казалось, сочившимися кровью рубцами и распухшими жилами.
Потом индианка справилась с собой и вымолвила холодно:
– Я скальпировала многих бледнолицых, и у каждого были подобные раны и рубцы!
– Но ты скальпировала мертвых или умирающих, а меня ты скальпировала живым! И я жив по сей день и испытываю страшные муки!
– Ты несешь заслуженное наказание, убийца моей матери!
– Которая скальпировала своего первого мужа, полковника Деванделля!
– За то, что он изменил ей, променяв ее, дочь вождя, на бледнолицую женщину, боящуюся вида оружия!
– Счет бесконечно долог! Пора бы подвести итог!
– А я что делаю? Я для того именно и изловила тебя, чтобы подвести окончательный итог! Я получила от тебя священную реликвию, скальп моей матери, душа которой теперь успокоится в полях Великого Духа. Я обладаю твоим собственным скальпом. Вот он! Посмотри на него! Он – лучшее украшение моего щита!
Невольно Джон рванулся к висевшему на стене щиту, у центра которого был прикреплен пучок длинных черных волос. Это была кожа, содранная когда-то тигрицей сиу с его, Джона, окровавленной головы. Но сильные руки стороживших каждое его движение индейцев легли на его плечи.
– Хорошо! – гневно вымолвил агент, сверкая глазами. – Все равно! День итога близок, гораздо ближе, чем ты думаешь, змея! И помни: если ты прольешь хоть каплю моей крови – ни единый из «сожженных лесов» не увидит прихода весны! За одного из нас будут убиты сотни вас, краснокожих! За нас четырех расплатится все ваше племя! Все, до последнего!
– Замолчи!
– Мне нечего молчать! Близки, близки мстители! Близок час расплаты!
– Уведите вон этого воющего шакала! – приказала воинам Миннегага. – Стерегите его! Мы послушаем его стоны у столба пыток завтра!
Воины вывели из палатки женщины-сахема злополучного пленника и повели по всему лагерю, не позаботившись дать ему что-нибудь, чтобы накрыть обезображенный череп. Но вид этой заживо скальпированной головы производил, видимо, и на них тяжелое впечатление. Вполголоса они переговаривались об угрозах Джона, и у двоих или троих вырвалось выражение недовольства действиями Миннегаги.
Этим,
Пока вернувшийся в тюрьму и снова связанный по рукам и ногам Джон Максим передавал своим товарищам подробности оригинальных «переговоров» с Миннегагой, в типи женщины-сахема происходила бурная сцена. Разыгрывалась она между обитателями этой палатки, то есть самой Миннегагой и ее отцом, вождем Красное Облако, молча присутствовавшим при объяснении Миннегаги с Джоном.
– Что ты думаешь сделать с пленниками? – задал дочери вопрос старый вождь.
– Предать мучениям, истерзать, потом убить! Ты же сам знаешь!
– Ты слышала, что тебе говорил бледнолицый? Он грозил местью Длинных Ножей!
– Я не боюсь янки! Они могут напасть на нас хоть сейчас, и я встречу их грудью!
– Когда я, покинув мое родное племя, пришел к типи сиу, их было тридцать пять тысяч, и они могли жить сносно. Но… но они подчинялись не мужам совета, а мстительной женщине, которая искала гибели одного бледнолицего и ради этой личной мести повела сиу в бой против бледнолицых. И когда она погибла, сиу насчитывалось в той местности только двадцать тысяч.
За скальп, снятый твоей матерью с полковника Деванделля, дети твоего племени заплатили жизнью пятнадцати тысяч воинов, женщин, детей, и только десятая доля пала в бою, – остальные вымерли от лишений и болезней. Это дело твоей матери!
– Ты забываешь, что Ялла была сначала женой этого бледнолицего и только потом сделалась твоей женой, отец!
Черты лица Красного Облака исказились судорогой сатанинской злобы. Он вскочил, как ужаленный змеей, и закричал:
– Не напоминай мне этого позора! Убью!
– Убивай! – не отступив ни на шаг, ответила Миннегага.
С трясущимися от гнева руками Красное Облако отошел в сторону. Помолчав, он заговорил снова:
– Когда ты принялась мстить бледнолицым за смерть своей матери, племя сиу еще насчитывало двадцать тысяч душ. Теперь осталось в резервациях три тысячи – не индейцев, а рабов, и с нами – еще полторы тысячи! Где остальные?
– Погибли за нашу свободу!
– Ложь! Погибли во славу твоей кровожадности! Погибли ради твоего стремления мстить, мстить и мстить! И ты ненасытна! И ты действительно ведешь к гибели последние остатки несчастных сиу!
– Сиу не боятся так смерти, как «вороны»! – засмеялась хриплым голосом неукротимая женщина-сахем, сыгравшая такую трагическую роль в судьбах своих соотечественников.
– Ты попрекаешь меня тем, что я из племени «воронов»? – отозвался ее отец. – Но разве я не пережил вместе с твоими сородичами столько битв, разве я не был всегда впереди твоих воинов при нападении и позади при отступлении?
– Это было раньше! А теперь ты готов примириться с бледнолицыми!
– Чтобы спасти остатки некогда могучего, но тобой и твоей матерью погубленного племени!