Охотничий инстинкт

Алешина Светлана

И тут впервые подал голос Кальтенбруннер:

— А с ней-то что делать?

Голос его был неожиданно жидок, как у людей нестандартной половой ориентации. Что ж, ее первоначальное впечатление в отношении его только подтверждается. И тут она действительно испугалась. Если он голубой, то к женщинам отношение у него особое. А учитывая специфику его деятельности — было ясно, что он выполняет при Курехине функцию палача, — Ларису он будет допрашивать с большим пристрастием.

— Профильтруй ее на предмет базара, — жестко приказал Кальтенбруннеру Курехин.

Голубой улыбнулся

чуть шире и потер руки. «Точно маньяк!» — подумала Лариса.

Лицо Курехина тем временем исказилось злобой, он окинул всех присутствующих недоверчивым и болезненно подозрительным взглядом.

— Я никому не верю! — выкрикнул он и, резко открыв дверь, покинул помещение.

Следом за ним, сохраняя спокойствие и уверенность в себе, вышел охранник Василий. Что же касается Кальтенбруннера, то он остался недвижим. Когда дверь за двоими мужчинами закрылась, он где-то с минуту неотрывно смотрел на Ларису.

— Что, так и будем молчать? — первой не выдержала Лариса.

Кальтенбруннер поднял одну из бровей вверх и невозмутимо ответил:

— Ну почему же? Сейчас поговорим… Всему свое время. К фильтрации надо подготовиться.

— К чему?

— К фильтрации. Меня же попросили вас профильтровать. Вот этим я и займусь в ближайшее время.

Он двинулся в сторону тумбочки, которая стояла в дальнем углу комнаты. Покопавшись в ней, он стал последовательно и методично вынимать оттуда различные предметы. Сначала на столе появился паяльник, затем допотопный утюг советских времен, наконец, паяльная лампа. Голубой, аккуратно разложив все это на столе, улыбнулся Ларисе:

— Банальные вещи, да? — и, не дожидаясь ответа, заявил: — Но действуют очень эффективно. Я не люблю извращений, люблю то, что приносит пользу. — Он поднял вверх указательный палец, снова залез в тумбочку и вынул оттуда щипцы и гинекологический набор. — Чуть не забыл, — слегка извиняющимся тоном сказал он.

— Может быть, еще косметичкой моей воспользуетесь? — решила пошутить Лариса.

— Без надобности.

— А я думаю, что вам без надобности все это применять, — сказала Лариса. — Я уже все сказала вашему шефу.

Кальтенбруннер скривился в усмешке:

— То, что вы сказали или нет, не имеет никакого значения. Я нахожусь на работе. Я очень добросовестный исполнитель и буду делать то, что мне приказано.

— С чего вы начнете? — спросила Лариса и почувствовала, что у нее задрожал голос, а нутро медленно наполняется страхом.

— Видимо, с этого, — указал он на паяльник. — Я люблю все, что связано с анусом. А именно там эта штука смотрится наиболее адекватно.

Его речь, правильно выстроенная и выдававшая человека с высшим образованием, пугала Ларису больше, чем грубые и безыскусные наезды Курехина. Она по своему опыту знала, что интеллигенты зачастую бывают гораздо более жестоки и изощренны, нежели люди примитивные.

— А коли так, то вам придется слегка раздеться. — Он спокойно приблизился к Ларисе и положил паяльник на край стола, который был ближе к тюфяку.

— Не трогай меня! — вдруг зарычала Лариса и задвигала ногами.

В тот момент это было единственным способом сопротивления,

который был ей доступен.

— Вам не повезло, — бесстрастно констатировал Кальтенбруннер. — Если бы на моем месте был другой, он, может быть, и прельстился бы вашими женскими прелестями и использовал бы их по прямому назначению… — Он вздохнул. — Это, конечно, не очень было бы приятно, но, по крайней мере, ущерба для здоровья было бы меньше. Но… Дело в том, что ваши прелести…

— Я поняла. Они вас не интересуют. Вы педераст.

— Вы удивительно догадливы, — так же безучастно ответил голубой. — И поэтому твою рыхлую задницу сейчас пробуравит не мягкий мужской член, а гораздо более твердый и неодушевленный паяльник. Причем температура у него будет не тридцать шесть и шесть, а семьсот тридцать шесть. Как, клево, да?

Кальтенбруннер заглянул в лицо Ларисе, как будто искал у нее одобрения своим словам. «Он сумасшедший!» — панически пронеслось в голове Ларисы. От него нет спасения, логика на него не действует… Как же она влипла, господи ты боже мой!

— Итак…

Кальтенбруннер протянул руки к юбке Ларисы и расстегнул «молнию». Она в отчаянии завертелась. Собрав во рту побольше слюны, она плюнула в своего мучителя.

Тот, не обращая внимания на то, что плевок пришелся ему прямо на щеку, продолжал методично делать свое черное дело. Он, невзирая на сопротивление Ларисы, снял с нее юбку, затем колготки…

Ларису поразило прикосновение его рук. Они были холодными, словно у мертвеца. Вблизи она рассмотрела, что руки палача были белыми и холеными. Глаза же Кальтенбруннера светились голубизной, словно безоблачное небо в знойный летний день. Однако ничего человеческого в них Лариса не заметила.

Тем временем он включил паяльник в розетку и стал разглядывать Ларисины ноги. Он стоял задумчиво где-то метрах в двух от нее, временами напоминая памятник какому-то писателю. Он как будто обдумывал очередное стихотворение или следующую главу своего романа.

Про себя Лариса решила, что, когда голубой начнет снимать с нее нижнее белье, она изловчится и нанесет ему обеими ногами удар в лицо. Но это еще только предстояло сделать. Ко всему прочему она была абсолютно уверена, что это ее не спасет, а только все усугубит.

Наконец изувер сдвинулся с места и подошел к Ларисе. Та вся сжалась, готовясь к выполнению задуманного. Однако он вдруг передумал и сосредоточил свое внимание на утюге.

— А вот этот совершенно обычный утюг предназначен для выравнивания линии бюста, — каким-то вкрадчивым тоном заговорил он, словно объясняя студенческой аудитории очередную теорему. — Представляете себе такую операцию? Вы ложитесь на спину и расслабляетесь. А потом гладкая горячая металлическая поверхность медленно расправляет ваши выпуклости. Сначала сжигаются соски, потом медленно выжигается пространство вокруг них, ну а уж потом дело доходит до живого мяса. Неприятно, правда… — Он недовольно повел носом. — Запашок, знаете ли, не очень. Но зато эффект, как правило, хороший… Так вы скажете мне правду? — вдруг резко и визгливо спросил он и застыл на месте, поглядев на Ларису бесцветными глазами.