Охотник и его горгулья
Шрифт:
– Но что в ней такое удивительное, кроме способности к убеждению?
– недоумевал я. Разве стоило ради нее идти на жертвы, на которые пошел Нариро? И насколько он виновен в гибели отца?
– Правильно действует она только собранная вместе, - не спешил раскрывать всех секретов Сальвадор, похлопывая проповедника по плечу. Тот кривился, гримасничал, будто его клеймили раскаленным железом. Зато третья часть, отвечающая за войну, тянула силы из своего обладателя. Так, недруг мой?
– У-у, - Нариро попытался скинуть руку Сальвадора со своего плеча.
– Тихо, не волнуйся. У нас еще будет время пообщаться более
Бр- р, мне даже страшно, что он сделает с тобой. Он же нелюдь, и логика у него не человеческая. Мастер словно прочел мои мысли (А вдруг прочел? Кто его, дракона, знает?), улыбнулся и покачал головой.
– Сила Неназванных богов и их жрецов отличается от силы магов, ты даже не можешь себе представить насколько кардинально. Чтобы выжить, не превратиться в бесплотный призрак, Нариро додумался совершать человеческие жертвоприношения. Он уподобился последователям темной богини. Твой отец был первой жертвой, Ванитар. Нариро наблюдал, как фанатики расправились с ним. А сам через фрагмент амулета выпивая силу. Потом прислал в храм уцелевшие личные вещи, дабы засвидетельствовать гибель.
Что? Этот человек виновен в смерти отца? Во всех бедах моей семьи?! Не только в моих собственных? Я подскочил из-за стола, но Сальвадор удержал меня, осуждающе скривил губы и продолжал:
– Прости, его будут судить по моим законам, Ванитар. За гибель твоего отца, за смерть моего хроникера, за расправу над свидетелями, в числе которых Сварлиг и его молодчики, и многое-многое другое. И поверь, он свое получит сполна. Преступника хранила сила амулета, потому мои маги не чувствовали след. Если бы не ты с Солевом… Спасибо.
Он подхватил перепуганного Нариро за шкирку, грубо вытряхнул из-за стола, перепугав продавца и посетителей за соседними столиками. Бросил мне: "Загляни за своим настоящим наследством" и испарился вместе с пленником.
Я сжал кулаки и тихо простонал. Зачем ты дал мне узнать правду, Мастер, чтобы после увести главного злодея из-под носа? Зачем?
Боль разочарования вонзила в сердце острые ядовитые коготки. Я так и стоял, вцепившись в спинку стула, пока на редкость молчаливый Тарвис не отодрал меня от нее и не вытащил на улицу, где вручил Малышу. Тот усадил мою полубессознательную тушку в алый Тирелев экипаж и повез в Вольницу - отпаивать успокоительными отварами и убеждать, что жизнь по-прежнему прекрасна, а злодеи наказаны по справедливости.
Я не дергался, не ругался. Просто сидел, упершись взглядом в одну точку, и позволял делать со мной все, что друзьям заблагорассудится. В какой-то момент в общей сутолоке вокруг меня, несчастного, промелькнула гибкая фигурка. Осмелевшая Виреса присела рядом, взяла за руку. Все-таки хорошо, что я напялил на нее тот браслет. Хоть одна душа обо мне теперь будет переживать. За исключением матери, учителя, и, конечно, Нюки…
Вот так я жил. Дни сменялись днями, а я никак не находил в себе сил проверить содержимое банковской ячейки. Потому что боялся разочароваться в отце. Много-много лет я рисовал себе образ вдохновленного верой проповедника, бесстрашно углубляющегося в дикие земли, просветляющего души невежественных людей. Я всегда уважал проповедников и жрецов, ходил в храм не по зову веры (да простят меня Всевеликий Тарден и Милостивая Соэра), а из чувства долга перед отцом. Теперь, после всего рассказанного Мастером
Я даже не ответил на письмо матери с короткой припиской Солева. Не сомневаюсь, Сальвадор в красках поведал им историю поимки и суда Нариро. Но, Всевеликий, я не желаю связываться со страшными тайнами чужой религии и брать в руки страшное изобретение их жрецов-колдунов. Хватит Вирескиного браслета!
Я струсил? Быть может. Но с другой стороны у меня было оправдание - Виреса. Я сам не заметил, как зачастил в ее съемную квартирку, как перестал обращать внимания на жалобы Нюки на нашу жилищную неустроенность (я по-прежнему тянул с покупкой мебели).
На жизнь и подарки любимой хватало обычного охотничьего жалования. А всякие выплаты сверх него - за удачно разрешенные дела - либо уходили в оплату долга перед Ньего, либо капали на банковский счет. Пойти за этими средствами означало оказаться за черными зеркальными дверьми банка и… И отыскать в себе силы получить наследство.
4. Дела личные…
Сквозь наполовину завешенное окно проникал бледный предутренний свет. Будто глаза диких зверей в темной пещере камина вспыхивали непрогоревшие угли. Эгурен неподвижно сидел на кровати, уже не ежась от сильного озноба, но еще неспособный думать. То, что случилось вчера с другом детства, не поддавалось никакому разумному объяснению. Он до сих пор не верил в произошедшее. "Не мог я совершить подобное! И никто из присутствующих не сумел бы вышвырнуть человека из нашего мира таким образом! Тогда кто или что постаралось?" Ответов не находилось.
Зачем он согласился на этот контракт? Ностальгия по детству замучила? Чушь. Такие, как он, не имеют права на приступы сентиментальности и ностальгии. И все же память услужливо возвращала Эгурена в далекие годы, когда его родителей по делам Ордена перевели в Манеис, и семья поселилась на улице Старых Вин.
Ему было девять лет. Вспомнилось, что в тот день лил дождь. Родители ушли на службу, поручив сына не слишком добросовестной соседке. Договориться с ней не составило труда, и мальчик получил неограниченную свободу при условии, что не будет совершать глупостей.
Во все еще скудно обставленных четырех небольших комнатах пахло пылью и одиночеством. А на лестничной площадке играли мальчишки, его ровесники. Приоткрыв дверь квартиры, Эгурен следил, как они лихо запрыгивали на перила, соревнуясь: кто быстрее съедет вниз, и кто, используя заклинание попутного ветра, по тем же перилам поднимется вверх.
– Эй, ты что, новенький здесь?
– окликнул его Карфо - местный заводила, чернявый, невысокий, с южными глазами темно-сливового цвета.
– Да, я три дня назад приехал, - стесняясь, и поэтому слишком тихо ответил Эгурен.
– Что ты пропищал?
– с издевкой переспросил Карфо.
– Громче говори. Здесь все свои.
Эгурен повторил. Заводила усмехнулся и кивнул на перила.
– Так умеешь?
– Нет. То есть вниз, наверно, да. А вверх…
Эгурен почувствовал, что если он тотчас не сделает что-нибудь необычное, его в лучшем случае засмеют и прогонят. А в худшем - придумают какое-нибудь обидное прозвище, и тогда нос на улицу лучше не высовывать.
– Зато я умею так!
И он в один прыжок одолел весь лестничный пролет, и тут же запрыгнул обратно. Опять же - одним махом.