Охотник и его горгулья
Шрифт:
С трудом я убедил себя в том, что завтра, от силы послезавтра на душе посветлеет, оживут былые интересы и увлечения. Что-то начало получаться, но ровно до той поры, пока прошлое снова не постучалось в дом.
В то утро я был один, листал библиотечные книги. Вот она, долгожданная свобода. Не о ней ли я грезил в шумной компании Виресеных однокурсников? Не о ней скучал, зевая в кулак на концертах и спектаклях? Теперь ясно - с собственной свободой я разминулся.
Стук в дверь прервал приступ самоедства. Не смея надеяться на чудо, я кинулся открывать.
На
Никаких эмоций гостья во мне не пробудила. После долгих тревог, увлечения, сменившегося ненавистью, и презрения, она стала мне безразлична. Очередное лицо из толпы, имя из тысячи иных в сборнике имен. Разве что ассоциации со снегом - густым, крупным, облепляющим лицо и собирающимся в сугробы выше колен… где-то там, в Гриврисе.
Раз так, следует быть вежливо-официальным.
– По какому вопросу?
Я впустил гостью внутрь. Угощения не предложу, но не оставлю женщину на лестничной площадке.
Она вошла, нарочно задела меня шуршащей пышной юбкой. Светлые волосы собраны в высокий пучок, сколоты заколкой с крупными рубинами. За год в Вольнице я стал спецом по ювелирным изделиям - подделку от природного камня отличу с полувзголяда.
– Я ничего не сделаю для Дириина Бласа, - на всякий случай предупредил я.
– Я не прошу. Вернее, попрошу не об этом.
Она резко обернулась - хищная, резкая. Жизнь ее не пощадила, не смотря на нынешний налет благополучия.
– Ты надул проповедника. Подсунул ему обманку. Мне нужно твое наследство. Ненадолго. На пару часов. Можешь даже не давать его в мои руки, просто приди и сделай то, что попрошу. И я навсегда исчезну из твоей жизни. Поверь - ничего противозаконного.
Сказать, что я опешил - ничего не сказать. Каким боком мошенница прознала о содержимом короба? О наследстве знала вся Вольница, но о реальном содержимом короба - всего несколько человек. Лягушонок! Убью паршивца!
Насладившись моим оцепенением, Ассельна вынула из крошечной сумочки колбу с письмом. Вытянув краешек бумаги, я вздохнул. Это Солев конспиратор, никогда не пользуется общественной почтой, предпочитает иные каналы доставки корреспонденции. А мама по старинке - через отделение ветродуек. Вот и храни теперь секреты…
– Все законно, - настаивала мошенница, презрительно осматривая голые стены, пляшущие в солнечном свете пылинки, следы от Нюкиных лап на пустом подоконнике.
Решено, иду в банк, снимаю со счета деньги - нанимаю ремонтную бригаду. И чтобы ни единого напоминания о квартире Виресы. И мебель обязательно в старинном стиле - что-нибудь легкое, невесомое, висящее в воздухе. Никакой модной массивности и резьбы по дереву!
– Приходи сегодня к пяти вечера, поговорим, - согласился я.
Она кивнула и, гордо цокая высоченными каблуками, вышла из квартиры.
Едва дверь за Ассельной захлопнулась, за спиной раздался злорадный комментарий Нюки.
– Любимую выпроводил, нелюбимую привадил. Еще и помогать вздумал.
– Сама
– фыркнул я, стягивая домашнюю рубашку и выискивая на железной стоячей вешалке что почище. Совсем опустился. Это не дело.
– Тогда не пешком, а как все цивилизованные люди - в экипаже.
– Непременно, дорогая.
С прибыли, полученной от проведения внепланового конкурса бардов, горгулья все-таки купила мне экипаж. В Манеисе нет иной альтернативы, кроме экипажей огнеметателей. Фиолетово-алые, различающиеся только оттенками и вычурностью узоров, они наводнили улицы.
Некоторые оригиналы перекрашивали свои средства передвижения с момента покупки. Но я не стал. Баклажаново-фиолетовый, блестящий даже в пасмурный день, с огневым рисунком по краю колпака и обводам колес, он пылился под навесом в конце квартала практически с момента покупки.
До работы я легко доходил пешком, там нагло эксплуатировал Тирелев экипаж. А при общении с Виресой - пешие прогулки были единственной возможностью побыть с любимой наедине, поговорить на интересующие меня темы.
Едва я выехал из-под навеса, Нюка шумно хлопая крыльями, угнездилась на сидениях за моей спиной и недовольно проворчала:
– Мог бы, как Тирель, насест соорудить.
Я проигнорировал горгулью, потянул за рычажок, и над головами бесшумно распахнулся купол. В первый момент можно подумать, что он стеклянный, как в старых моделях. И при повторном повороте рычага, с ужасающим скрипом поползет назад. Но сообразительные маги исхитрились, и в последних моделях поблескивало зеркальной гладью силовое поле, непробиваемое даже из трубок Ариде, а отключающееся за доли секунды.
Дорога до банка заняла минут семь, получение наследства - десять. После по настоянию Нюки я направился в Вольницу. Где должен проводить выходные Охотник без личной жизни? Правильно, на работе.
Одиннадцать часов дня. Утренние дела распределены. Ньего умчался неведомо куда. Подозреваю, что в Орден. Считалось, что Вольница может отчитываться только перед Советом князей и Советом Мастеров, но принадлежность Ньего Регара к рядам огнеметателей практически приравнивала нас к еще одной резиденции Ордена. Меня сей факт не смущал, скорее давал дополнительное чувство защищенности. И материальную выгоду хотя бы потому, что мой Преследующий оказался из той же песочницы. Мы с Тирелем частенько выполняли внеплановые задания "в обход кассы".
В просторной комнате обнаружился Оридаль - один одинешенек. Он вяло кивнул и углубился в сборку некой механической пакости. Общение со знаменитой изобретательницей сказалось на нем не самым благоприятным образом. Теперь юное дарование грезило собственноручно собрать если не вертолет, то хотя бы садовую тележку.
Я подавил смешок и прямиком направился в самое спокойное место в Вольнице - в начальственный кабинет. Плюхнувшись на гостевой стул (никто в здравом уме не покусится на кресло-качалку Главного), я отодвинул папки с бумагами и птичьи статуэтки, а на освободившееся место пристроил отцовский "кубик".