Охотник на богов
Шрифт:
— Вот та-а-ак… хорош-ш-шо… — сосредоточенный шёпот Годфреда прошестел в моих ушах, а потом он снова спросил: — Ну что? Ты ещё не передумал? Он же почти труп, а его душонка вот-вот…
— Дальше! — Оборвал я его, продолжая держать ладонь над грудью умирающего Криса.
Я почувствовал, как сила бога Вечной Ярости нагрела мою ладонь, а потом начала прогревать и холодный смерч души. Облако поменяло цвет, обретая оранжевый оттенок. Моя татуировка стрелы на запястье снова вспыхнула, как при использовании лука.
— А теперь
— Заткнись, Годф, — процедил я.
Моя ладонь медленно, но верно, начала движение вниз. Сопротивление оказалось неожиданно сильным, будто я давил не на облачный смерч, а на чугунную пружину.
Я стиснул зубы и навалился сильнее. Даже приподнялся на коленях над Крисом, но это не помогло. Нужно было больше сил, намного больше. Рука с татуировкой сразу же заныла, жилы напряглись по всему телу.
— Если не успеешь вдавить душу в его тело, то он сдохнет, — добавил Годфред как бы между прочим, — но это будет только твоя вина, понял? Я вообще мимо проходил.
Я навалился всем своим весом, что было сил. Настолько, что у меня чуть плечо в суставе не вывернуло.
— Дав-а-а-ай… верни ему душу… ты же бог, а не хр-р-рен с гор-р-ы, — тихо прорычал я.
«Если можешь спасти человека — сделай всё, что в твоих силах», — так когда-то говорил мне старший брат. Тогда ему было столько же, сколько мне сейчас, и он собирался в пожарные.
Я, кстати, тоже. Но это отдельная история.
Ладонь обожгло силой Бога Вечной Ярости. Годфред прибавил своё давление к моей руке, и она наконец начала опускаться быстрее. Треть облачного смерча утонула в груди Криса.
Но дальше — ни в какую!
Я весь вспотел, пока давил. Капли пота текли не только по вискам и лбу, но даже по носу. Господи, как же тяжело возвращать человеку его душу.
— Поднажми, Годф, — прошептал я.
И он поднажал.
Кожа на моей ладони вспыхнула оранжевым светом, татуировка стрелы адски разболелась, зато это помогло: половина смерча вернулась в тело.
В эту секунду я увидел, как веки Криса дёрнулись, и он даже чуть шевельнул головой. Я нажал на ладонь ещё, а Годфред добавил. От чудовищного давления запястье скрутило болью, а потом из моей татуировки проступила кровь, но даже тогда я не остановился и надавил ещё.
Есть!
Две трети! Две трети души вернулись в тело!
Под кожей парня снова замерцали световые сосуды, не слишком яркие, но всё же они обозначились. Веки опять дёрнулись, а потом он приоткрыл глаза, совсем немного, но этого ему хватило, чтобы меня увидеть и узнать.
Взглядом он будто спросил у меня: «Какого хрена ты надо мной маячишь, придурок?».
Но я продолжал нависать над ним и давить ладонью.
Осталось совсем чуть-чуть.
— А теперь последний
Что он там перечислял насчёт меня, я не понял. Со всем этим предстояло ещё разобраться.
Передо мной умирал человек — вот что занимало сейчас всё моё внимание.
Кристобаль продолжал на меня смотреть, чуть приоткрыв веки. Его голова замерла без движения. Сейчас решалась его судьба: жить ему или умереть — кажется, он понял это так же отчетливо, как и я сам.
— Не надо… — беззвучно прошептал он одними губами.
Если честно, я даже оторопел.
Почему «не надо»? Он что, жить не хотел?..
Наплевав на его «Не надо», я совершил последний рывок. Присоединил вторую руку и вложил всю свою силу.
На тыльной стороне левой ладони вспыхнула ещё одна татуировка, которой тут не было — я бы такую точно заметил. Из этого я сделал вывод, что она показывается только когда применяется максимальная сила Годфреда. Похоже, это правда был его личный знак, или печать, или герб.
На коже проявилось изображение чёрной короны с четырьмя острыми зубьями. Прямо во всю тыльную сторону ладони! Каждый зубец короны остриём доходил до сгиба каждого пальца, кроме большого.
Выглядело это впечатляюще.
«Рубеж живого» был пройден. Обе руки вдавили смерч души так мощно, что я ненароком ударил ещё и в грудину Криса, да так сильно, что тот вздрогнул, зажмурился и застонал от боли.
— Душонка на месте, — объявил Годфред, но как-то разочарованно. — Только что ты потерял отличную душонку, криворукий. Поздравляю. Но обнимать не буду.
Он стих, ну а я отпрянул от парня и без сил плюхнулся задом на дно лодки. Уселся, поджав под себя ноги, и тяжело выдохнул, будто бетонную плиту перетаскивал. Пот всё ещё лился с меня градом и капал с носа, а вот губы почему-то наоборот пересохли.
Из татуировки стрелы сочилась кровь, но у меня не нашлось сил, чтобы хотя бы вытереть её о штаны. А вот вторая татуировка, знак бога Вечной Ярости — чёрная четырёхзубая корона — исчезла. Её будто никогда на моей руке и не было. Я сжал и разжал левый кулак, вглядываясь в чистую загорелую кожу.
Крис закашлялся, перевернулся на бок и хрипло задышал.
И только сейчас я заметил, как пристально за мной наблюдает Брана. Девушка всё так же держала румпель и управляла лодкой, но при этом не сводила с меня глаз. На её лице застыло не просто изумление — это был шок, настоящее потрясение!